Стив чувствовал, как неловко и странно чувствует себя Баки, но, в то же время, ему было хорошо.
— Все в порядке, — заверил Стив своего нареченного, но Баки только помотал головой, отходя подальше от него.
— Прости, — все же пробормотал Баки, не зная, куда себя деть.
Стив знал, что Баки тоже чувствует его, с каждым часом все отчетливее, потому что сам Стив ощущал Баки, его нерешительность, неловкость, тревогу и стеснение, но при этом желание, страсть, радость обретения, восторг от ощущения Стива рядом.
— Я же говорю, все в порядке, иди ко мне, — позвал Баки Стив, тоже поднявшись с колен. Ему хотелось обнять, укрыть, защитить своего нареченного от него же самого, развеять его страхи и сомнения. И Баки должен был чувствовать это — не как свои эмоции и желания, не так ярко, но тоже отчетливо, как сейчас Стив отчетливо чувствовал желание самого Баки спрятаться, непонимание своих желаний и желаний Стива, который эхом отражались в нем. Но вместо того, чтобы податься к Стиву, Баки сделал еще шаг от него.
— Я принесу воды, — нашел способ ретироваться он и вышел, даже не спросив, где ведра.
Стиву казалось, что Баки помнит что-то, не события, не чувства, не его, но вот почему-то был уверен, что помнит, где стоят чертовы ведра, что колодец рядом с их домом. Но не помнит, что любил ездить на рынок. Эта мысль пришла потому, что выход из кельи во внутренний двор был очень запутанным, а Баки нашел его без труда.
Оставшись один, Стив пошел подкинул дров в печь и принялся доставать из сундуков убранную туда посуду, да и вообще приводить дом в пригодное для жизни состояние. Тогда, когда Баки пропал, Стив, поняв, что его нареченного больше нет, не смог больше зайти в их общий дом, попросив Мари присмотреть за ним. И Мари делала все, чтобы дом хотя бы казался жилым. Все знали, что Стиву было плохо, но, положа руку на сердце, никто не хотел даже представлять себе, насколько, потому что потерять нареченного, это как разорвать душу надвое и одну половину потерять, оставив в месте разрыва зияющую незаживающую рану. Которая даже со временем не затягивается, только перестает кровить. Сейчас Стиву впервые за восемь лет было не больно, было даже хорошо, хотя Баки был все еще далек, но уже осязаем, уже рядом. Хотеть большего после того, как не было даже надежды — значило гневить богов. Но большего хотелось, очень. Нет, не плотской любви, хотя и плоть требовала утешения, хотелось просто, чтобы Баки был рядом, не отпускать его никуда, даже за водой.
— Стиви, я же знаю, ты хочешь, — улыбался Баки, держа лицо Стива в своих ладонях, отчего по телу разносилось приятное тепло. Стиву уже четырнадцать, он уже послушник в обители Жизни.
Баки стоял близко-близко, вглядываясь в голубые глаза. Стив тогда трепетал уже только от того, что Баки так близко, что его ладони, теплые, но уже мозолистые от меча, держат уверенно, но Баки зачем-то ждет разрешения, подтверждения, что то желание Стива, которое он ощущал, правильное, настоящее. Эти желания касаться друг друга проснулись не так давно, и они еще не привыкли к ним, боясь перепутать или ошибиться, неправильно понять.
Стив чуть прикрыл глаза, соглашаясь на все, что хочет Баки, и тот коснулся его губ своими в первом неловком поцелуе.
— Земляника, — пробормотал Баки, прижимая Стива к себе, целуя вновь. — У твоих губ вкус земляники.
В сенях громыхнули ведра, и Стив оторвался от размышлений и посуды, когда вошел Баки.
— Ты всегда все делал первым, — почему-то заговорил Стив, не оборачиваясь к Баки. — Делал первый шаг за нас обоих, ничего не боялся, был уверенным в себе. Я уверен, что ты такой и остался…
— Я чувствую тебя, — сказал Баки. — И это очень странно, ощущать тебя, как себя. Дай мне время привыкнуть к этому. Я не могу разобраться в себе… Я хочу к тебе, хочу быть рядом, но я совершенно не знаю тебя, и это вызывает диссонанс во мне. Мне никто не был нужен, а ты нужен.
Баки присел на лавку и потер лицо ладонями, а Стив почувствовал его недоумение, непонимание и желание, не думая, кинуться в омут с головой.
— Я бы очень хотел пообещать, что не буду торопить тебя, — Стив сел рядом, положив руку на колено Баки и погладив его, — но я так хочу тебя себе снова, что не могу ни о чем думать, только о том, чтобы быть рядом. Прости меня, я понимаю, что тебе нужно время, чтобы привыкнуть к этому. Прости.
— Говоришь, я был смелым и все делал первым? — вдруг улыбнулся Баки, поворачиваясь к нему, а потом взял, и поцеловал сам, ничего не спрашивая, зная, что Стив хочет этого. — Земляника…
Стив уткнулся ему в изгиб шеи, вцепился в Баки и всхлипнул, чувствуя, как катятся из глаз горячие слезы счастья.
— Ш-ш-ш, — успокаивающе погладил его по голове Баки, — все будет хорошо, я обещаю.
Потом они долго приводили дом в порядок, пытаясь сделать из него хоть мало-мальски обжитое жилище, и Стив замечал, что дом Баки знаком, как знакомо и фехтование. Значит, не все забрали у него феи, а только точечно, забрали память о людях, которых он знал, о том, как он к ним относился.
Ближе к вечеру пришла Мари и принесла им еды, но с ними есть отказалась, только постоянно им улыбалась, что не укрылось от Стива, да и от Баки тоже. Она ничего не спрашивала, только сказала, что завтра с мужем поедет на рынок и готова купить что-нибудь для них, на что Стив сказал, что они справятся сами, а про себя подумал, что пора было начинать жить заново, потому что Баки рядом, и теперь все действительно будет хорошо.
Когда пришло время ложиться спать, они оба замерли у большой кровати, и в комнате повисло неловкое молчание.
— Давай, лучше я… — начали одновременно оба и рассмеялись, так по-дурацки они себя почувствовали, но неловкое напряжение отпустило, уступив место странному желанию, которое Стив не мог идентифицировать каким-то определенным образом. Он чувствовал, что Баки хочет, чтобы он был рядом, но не мог понять, в каком качестве.
— Так, — Баки уселся на кровать, проверяя ее мягкость. — Я уже спал с тобой на этой кровати. И не только спал.
— Я не зайду дальше, чем ты мне позволишь, — заверил его Стив.
— Я сам не знаю, что готов тебе позволить, но спать мы будем вместе. В конечном итоге, мы оба этого хотим, — Баки пожал плечами и принялся раздеваться, как всегда, без стеснения. Его неуверенность в собственном решении выдавал только яркий коктейль из чувств: тревога, нерешительность, даже страх пополам с желанием, нетерпением.
Стив завороженно смотрел, как Баки раздевается, скидывая одежду прямо на пол, и это было настолько его, он сейчас казался Стиву настолько прежним, что снова запершило в горле, а глаза защипало. Похоже, стеснения он тоже не испытывал совершенно, потому что в мешанине чувств этого не было. А вот Стиву внезапно стало неловко, и Баки очень чутко уловил это. Он вообще всегда очень тонко чувствовал Стива, и сейчас, учась этому заново, схватывал на лету.
— Я могу закрыть глаза, или просто погаси свет, — предложил Баки, уже забравшись под меховое одеяло, и Стив снова рассмеялся, стеснение, странное, даже неуместное, отпускало, отступало, и он спокойно скинул одежду и, загасив светильник, тоже забрался в кровать. Стив только сейчас отметил, что Баки безошибочно выбрал ту сторону, на которой всегда спал. Похоже, некоторые привычки было ничем не изжить.
Стив лежал в их общей кровати впервые с тех пор, как потерял Баки восемь лет назад и боялся к нему прикоснуться, хотя не улавливал никаких негативных эмоций. Он вообще улавливал только лишь спокойствие, умиротворение и некоторую озабоченность, или озадаченность, но дыхание Баки было спокойным, размеренным, словно он уже уснул, хотя Стив точно знал, что он не спит. Стиву очень хотелось обнять Баки, прижаться к нему, но он не стал, уверенный, что Баки сам обнимет его, когда будет готов.