– Желания нельзя топтать, надо их трансформировать. Делать выше, – уже вполне миролюбиво закончил Бартомиу, садясь на свой стул.
– Что вы все «выше-легче»? – вдруг возмутилась Фло. – Как будто хотите научить меня летать!
Бартомиу посмотрел на неё так, словно она вдруг разгадала его тайный замысел. Он даже опустил на мгновение глаза в стол, а на лице его появилась смущенная и какая-то неестественная улыбка.
– А может, и хотим? – примирительно забормотал старик. – Ты попей чайку-то. Ох, и буйные нынче новички.
– Полно тебе, Бартомиу. Флоренс давно уже не новичок, – заговорила Гемма, обращаясь к старику. Она ласково накрыла его морщинистую руку своей, маленькой и белой.
– А я не про твой цветочек, – сообщил зельевар.
– Ты про Мартина? – спросила Гемма, встревожившись.
– Про него родимого, – кивнул Бартомиу, опуская сухарь в чашку с чаем.
Флоренс повернула к нему голову и приготовилась слушать с почти победной улыбкой на лице. Новички наступают! Еще один строптивый появился. Разве это не радость?
– Зашел вчера к ним в прозекторскую. Мартин отчитывал Прозерпину за то, что та покрасила волосы.
– Прозерпина покрасила волосы? – хором спросили Гемма с Флоренс.
– В клюквенный цвет, – сообщил Бартомиу, многозначительно поведя седыми лохматыми бровями.
Не понимая еще полностью, в чем смысл услышанной вести, Гемма с Фло переглянулись. Переглянулись так, словно это касалось их тоже. Хотя ни одна не могла бы сказать точно, как именно это их касалось.
– По Закону перед тем, как получить большое счастье и любовь, – начал вдруг говорить Бартомиу, отрешенно глядя на плавающий в чашке разбухший белый сухарь, – человек должен это счастье сначала потерять. В меньшем размере, конечно. Но должен принести жертву. Потому что любовь – это всегда умение жертвовать.
Флоренс не сдержалась и фыркнула.
– Что? – поднял на неё глаза зельевар.
– Каково же должно быть вознаграждение, если потеря нестерпимо велика?
– Если потеря тебя не сломает, то и счастье тебе не повредит, – ответил Бартомиу. Затем, кротко вздохнув, продолжил:
– Некоторая любовь проходит спокойно, а некоторая ложится в основание новых Вселенных. Тогда человека ведут, как за руку, и сколько бы он не отступал от Закона, все равно через многие мучения к Закону вернется. Потому что новые миры должны рождаться. Как и мы.
Флоренс хлопала глазами. Она вдруг явственно ощутила, как Гемма взволнованно дышала рядом с ней. Огонь в печи погас, и в каморке Бартомиу стало совсем темно, только красные угольки тлели в печи.
– Вот и подумай, – улыбнулся старец. – Что ты должна потерять, чтобы испытать такую любовь?
Ансельм, отправив боевых подруг на чаепитие, заметил, как от стены замка отделилась темная фигура. Молодой человек в изящном черном костюме сразу направился к нетронутому, оставаясь незамеченным для других глаз.
– Если бы я был Флоренс, я бы сказал, что тебе прекрасно удается маскировка под ледышку, – поприветствовал франта нетронутый. Его тон был дружелюбным, но настороженным.
– Здравствуй, Ансельм, – прохладно поздоровался Ноэль.
Даже сейчас, будучи на чужой территории, он вел себя так, словно делает одолжение, заговаривая с тобой. Но затем вдруг денди переменился, улыбка его потеплела, лед в глазах растаял, превратив их в две весенние солнечные лужицы.
Это, конечно же, насторожило Ансельма еще больше. Что такого понадобилось Ноэлю, что он появился в Поднебесье, которое было противно самой его природе?
– Бережешь её? – спросил Ноэль.
Он не стал терпеть снежную метель и пронизывающие порывы ветра, тут же утихомирив непогоду небрежным жестом руки. И сейчас вокруг них двоих было непривычно тихо. Мимо проходили люди. А эти двое стояли около университетских ворот и вели совсем не важную, на первый взгляд, беседу.
– Всегда выбирай легкость, не сердись, не обижайся… – Ноэль повторил слова нетронутого вместе с его веселыми, но поучительными интонациями. – С таким защитником даже оторве типа Флоренс сложно оступиться.
– Зачем ты пришел? – спросил Ансельм, пропуская мимо ушей «комплименты» денди.
– Я пришел признать свое поражение, – сказал Ноэль притворно покладистым тоном.
– Ты никогда не признаешь поражений, – с улыбкой покачал безглазой головой Ансельм.
– Тут такой уникальный случай, – пожал плечами денди. – И в знак моего поражения позволь преподнести тебе подарок.
С этими словами Ноэль обхватил холеными руками голову нетронутого и поцеловал Ансельма в глаза. В то место на лице, где у Ансельма они должны были бы быть. По разу на каждый глаз.