– Розмарин, лаванда и белена, – бойко ответила одна из них, с интересом наблюдая за разыгрывающейся сценой. – Ее надо привести в чувство.
Белокурая женщина посмотрела на девочек, сузив проницательные голубые глаза и сжав губы в линию. Фредерик увидел в ее взгляде что-то похожее на неодобрение, а потом, никто даже не успел понять, как это произошло, (потому что все смотрели на женщину в костюме, будто загипнотизированные ее взглядом), по залу прокатился звон пощечины.
– Почему Вы бьете меня по лицу, госпожа Глава Ученого Совета? – возмущенно спросила директриса, не скрывая непонимания в своем голосе.
Рома, а именно так звали белокурую женщину, занимавшую должность Главы Ученого Совета, видя, что Милана пришла в себя, убрала одну руку за спину, другой продолжая удерживать под мышкой белую болонку.
– Прошу простить меня, госпожа Директор, – она учтиво склонила голову.
Милана мгновение сверлила Рому горящим взглядом черных, как звездная ночь глаз, но затем с достоинством выпрямилась и произнесла:
– Проводите меня, госпожа Глава Ученого Совета! Мне надо обсудить с вами учебный план!
– Конечно, госпожа Директор!
Милана с гордо поднятой головой взяла Рому под локоть, и они обе удалились в направлении главного университетского коридора. Кирпичного цвета дикая кошка с широкими черными полосами на спине последовала за хозяйкой.
– Что за опыты вы проводите? – зашептал Фредерик дочкам прозектора, когда в зале остались они вчетвером с Геммой и девочками.
– Это было заклинание безумия, – так же громким шепотом отвечала ему одна из них.
– Не смейте использовать директрису в качестве подопытного материала! – горячо произнес Фредерик.
– Это было чистой случайностью, – оправдывалась вторая, разводя испачканными по локоть руками и открывая глазу прожженный фартук. – Мы не знали, что она появится у нас.
– Что Милана делала в прозекторской? – спросил Фредерик, задумавшись. – Она ранена?
– Мы не успели подслушать, – с явным раскаянием признались обе. – Папа так и не вышел к ней.
Фредерик повернул голову к сестре. Гемма продолжала сидеть в кресле, не издавая ни звука.
– Познакомьтесь, – сказал он важно. – Это моя сестра, Гемма. А это дочки прозектора, Селена и Прозерпина.
Гемма, прикусив губу, молча кивнула им. Они же, увидев ее красивое платье, бросились вокруг стола, чтобы поближе рассмотреть кружева и атлас.
Прошло совсем немного времени, и его сестра освоилась. И вот тогда проявился весь ее характер. Если она заговаривала с собеседником, то выкладывала все напрямик, без обиняков. Фредерик же был исполнен мягкости в обращении. Был когда-то исполнен.
Фредерик вспомнил, как вчера Ансельм смотрел на него. Хотя у друга и не было глаз, его внутренний взгляд чувствовался от этого ничуть не хуже.
– Что случилось? – спросил Фредерик, начиная нервничать.
– У меня такое ощущение, что ты готов поменяться со мной местами, – сказал Ансельм.
Даже вода из замшелого родника в стене, заменяющего в доме брата и сестры кран, на мгновение перестала капать, не покушаясь на целостность возникшей тишины.
Фредерик покосился на друга. Ансельм сидел перед ним на стуле с чашкой чая в руках, со спящей кошкой на коленях. Короткие вьющиеся волосы соломенного цвета чуть взъерошены. Штаны и рубашка из грубой простой ткани. И эта невесомость во всем облике. Фредерик часто находил успокоение просто в наблюдениях за другом. Он мог думать о чем-нибудь тревожном, а потом вдруг наткнуться взглядом на Ансельма и забыть о своих тревогах. И долго не вспоминать о них.
Ансельм, как и все нетронутые, выглядел цельным. Потоки ласковой энергии, плавно протекающие через его существо, были явно осязаемыми. Ко всему этому примешивалось знание, что вот сидит перед тобой человек, и он никогда, никогда в своей жизни не испытывал душевной боли, не страдал и не мучился. И твоя собственная боль утихала от одного только допущения такой возможности.
– Не готов, – ответил Фредерик и досадливо отвернулся.
Он подул в сторону керосиновой лампы, и фитиль тут же вспыхнул, озаряя несмелым пламенем скромное убранство их жилища.
– Тогда мучайся, братец, – сказала Гемма, сверкнув в разрушенной светом темноте холодными серыми глазами.
Сбоку хлопнула дверь (кошка выскользнула на улицу), и огонек лампы встревожено задрожал на сквозняке. Со стен не преминули поползти странные замысловатые тени, навевавшие на Фредерика тоску.
«Поменяться местами с Ансельмом. Вот еще!», – думал Фредерик, продолжая идти по тропе. Ансельм, конечно, пользуется всеобщей любовью и уважением, он, конечно, талантливый волшебник и одно из добрейших существ мироздания, к его мнению, конечно, прислушивается даже Гемма, но он Ансельм! Он простак и чудак, не умеющий, когда нужно, постоять за себя, не умеющий вовсю пользоваться своей силой, не умеющий даже шнурки на ботинках завязать, если уж на то пошло.
А Фредерик – он не такой. У него другое предназначение. И это свое особенное бытие Фредерик ни за что не променяет на все прочие блага мира.
Он вспомнил вдруг, как они познакомились с Ансельмом.
В Поднебесье произошло довольно редкое событие. Иногда, раз в несколько десятилетий, в произвольном месте прямо из земли вырастала винтовая лестница, упирающаяся в облака. У Бартомиу, конечно, имелись кое-какие идеи на счет этого феномена, но старый волшебник предпочитал держать их при себе.
Остальные жители, не имея возможности объяснить произошедшее, со временем отнесли сие событие к разряду чудес.
Когда лестница появилась третий раз, кому-то пришло в голову загадать желание, и оно случайным образом исполнилось. С тех пор все шли к ней загадывать желания.
Так и в тот раз.
В университетском зале посреди белого дня появилась винтовая лестница, и все жители поднебесья собрались в одну огромную очередь, чтобы посмотреть на это чудо.
Лестница спустилась в зал через брешь в потолке, которая сейчас была заполнена струящимся фиолетовым сиянием. Но подняться можно было лишь на первые две ступени.
Стоя вместе с Геммой в очереди, Фредерик отыскал глазами одного за другим всех главных лиц Поднебесья, которые поддерживали в зале необходимый порядок, потому что такое количество народу собиралось только к Равновесной Чаше.
Бартомиу вместе с бакалавром Средней степени стояли в самом дальнем углу зала, лишь изредка поглядывая на гудящий народ. Сейчас старый зельевар выглядел более менее обычно. Балахон на нем был чист, будто только что из стирки, взгляд серых проницательных глаз спокоен с искорками веселья. Наклонив седовласую голову вперед, он с интересом слушал своего собеседника. Бакалавр Средней Степени добродушно посмеивался во время своего рассказа, то и дело взмахивал рукой, и тогда казалось, что прозрачная волна его темно-серого одеяния вот-вот захлестнет старого Бартомиу.
Со стороны складывалось ощущение, что этих двоих связывает давняя дружба.
Младший бакалавр стоял у входа в зал и следил за тем, чтобы прибывающая молодежь не учинила давку.
Старшего бакалавра нигде не было видно, и Фредерик с облегчением подумал, что, возможно, старикан не станет выбираться из своего логова по такому не очень-то важному поводу. После того, как он понял, что Гемма боится Старшего бакалавра, Фредерик стал о нем не очень хорошего мнения. Чутью своей младшей сестры он доверял всегда.
Около самой лестницы стоял Великий Принц, сложив руки в перчатках впереди себя. Рядом с ним крутился его сын, Лорентин.
Фредерик так и не смог пока понять, почему принц никак не станет королем, ведь Изидор Длинноносый исчез уже более семи десятков лет назад. По законам Поднебесья Изидора могли признать мертвым только после того, как найдут мертвым. В любом другом случае даже такое длительное отсутствие не являлось гарантией его смерти, потому что время в Поднебесье текло очень медленно.
Поэтому, несмотря на то, что старший сын Изидора Аделард принял на себя управление поднебесьем, получил титул Великого и обзавелся наследником, он так и остался Принцем.