Одна приподняла свободные рукава, другая уставилась на обожженные руки мага и с важным видом стала изучать различной формы пятна, бывшие цветом от темно-красного до угольно-черного.
– Прекрати, – глухо приказал ей Фредерик за мгновение до того, как она собралась выдать ему вердикт своих наблюдений. Он не был поклонником предсказаний по ожоговым пятнам.
– Как хочешь, – девочка пожала плечами и отвернулась. Косички обидно вздрогнули. Она хотела предупредить его об опасности, но если тот не желал о ней слышать, то напрашиваться она не собиралась.
Другая же схватила со стола полупустую колбу и уже приготовилась вылить ее содержимое Фредерику на руки.
– Стой! – закричала первая. – Это не тот состав! Этим мы только что поливали стол!
Фредерик покосился на прозрачный едкий пар, который остался от нависавшего над столом облака.
– Тот, – ответила ей сестра.
– Папа так не делает, – настаивала первая.
– А я делаю! – отрезала вторая. – У меня получалось дома. На кошке.
– А где папа? – спросил Фредерик, бледнея еще больше, если это было возможно. Потому что на его лице и так уже не осталось ни кровинки.
– Папа у Равновесной Чаши! Вас же призывали, – как о чем-то само собой разумеющемся сказала первая.
– Как призывали?
Фредерик вскочил, как ужаленный, и, забыв о боли, со всех ног бросился вон из прозекторской.
Он летел по тропе, не понимая, каким образом он мог пропустить призыв. Неужели вспышка боли заглушила все остальные его чувства? Если он опоздает, случится непоправимое.
За десятилетия жизни в Поднебесье Фредерик привык ко всему, кроме Судного часа. Перед этим событием молодой волшебник сохранил нетронутый пиетет, потому что всем своим существом, которое рвалось выше и выше, которое привело его когда-то в Поднебесье, он ощущал: все они собраны здесь для того, чтобы в судный час ступать на Равновесную Чашу и помогать сохранять ее равновесие неприкосновенным, не позволить перевесить той другой стороне.
«Другая сторона, тот свет», – пронеслось в голове у Фредерика, и мурашки побежали по его спине.
Тропа выпустила торопившегося волшебника на опушку леса. Все взрослые жители поднебесья уже стояли там в торжественном молчании. Не хватало лишь Фредерика. С первых дней новой жизни ему говорили, для того чтобы сохранить равновесие, на Чашу должны вступить все взрослые жители Поднебесья. Но вот он стоит в паре шагов от края Чаши, а ничего не происходит.
И тут же земля содрогнулась. Фредерик с ужасом наблюдал за тем, как Равновесная Чаша, выглядевшая на первый взгляд как вершина опушки, медленно поднималась вверх, обнажая темные пласты почвы под первым покровом степной травы. А это значило, что где-то на другой стороне, другая ее половина перевешивала и опускалась вниз. Фредерик замер, пораженный происходящим. Он и не подозревал, что такое возможно. Его друзья кричали ему, звали скорее присоединиться к ним. Но Фредерик стоял, как завороженный, ожидая неминуемого конца. Он не верил, что один сможет изменить разладившийся ход вещей. Из оцепенения его вывела Гемма, запустившая в брата башмаком.
– Прыгай! – крикнула она ему, и он, потирая локтем ушибленный лоб, запрыгнул.
Чаша дрогнула и остановила свое движение. А потом так же неспешно, будто ей дела не было, куда именно двигаться, опустилась обратно. И вот уже через мгновение пропал в траве след недавнего разлома.
– Откуда этот… запах? – первой от пережитого потрясения очнулась Гемма.
Фредерик с извиняющейся улыбкой поднял руки, рукава соскользнули вниз, обнажая дымящиеся конечности.
Гемма даже вскрикнула от испуга, но Фредерик стоял, устремив взгляд в никуда, с головой погруженный в себя, преисполненный каким-то новым чувством. Все телесные страдания шли не в счет, потому что именно в этот момент, сквозь дикую смесь физической боли и эйфории от спасения к нему вдруг пришла ошеломительная мысль.
– Я особенный! – подумал Фредерик, ослепленный открывшейся ему истиной. – Я смог восстановить равновесие.
После того дня обычные радости постепенно утратили для него свое значение. Во всем Фредерик видел подтверждение своей необыкновенности. А вслед за этим пришло и неизбежное ощущение, что он лучше и умнее тех, с кем он делил свое существование после второго рождения.
Фредерик опоздал и сегодня. Не намного. Не дожидаясь, пока Чаша вырвет с корнем прямоугольник земли, он ступил на него под одобрительный гул остальных жителей. Гемма внимательно смотрела на брата.
– Не смотри на меня так, – попросил Фредерик, отворачиваясь.
Гемма ничего не ответила.
– Младший бакалавр ждет нас, – сказала она, когда последняя минута судного часа истекла, и они все вновь стали принадлежать сами себе и еще тому общему, чему они обычно принадлежали.
– Неужели про нас вспомнили? – спросил Фредерик, не пытаясь скрыть своего недовольства.
Гемма опять посмотрела на него. В ее выразительных серых глазах он уловил мелькнувшее недоверие.
В черновом крыле администрации было тихо. Пыль, накапливающаяся здесь с неимоверной скоростью, угрожающе толстым слоем покрывала все поверхности, скрадывая мелкие детали и придавая крылу обманчиво заброшенный вид.
Длинный каменный коридор вел к башням бакалавриата, выросшим напротив королевского замка с другого края селения.
Секретарь бакалавриата кивнула в знак приветствия Фредерику с Геммой, одарив молодого человека таившей восторг улыбкой, а девушку скептическим взглядом. Многие в поднебесье, кто был знаком с Геммой поверхностно, считали ее надменной гордячкой, на грани дозволенного.
Оказавшись в кабинете младшего бакалавра, Фредерик с Геммой первым делом постарались сдуть нешуточный налет с сидений, а затем, откашливаясь, разместились на стульях перед массивным столом. Сам бакалавр пока отсутствовал.
С картин на стенах, приукрашенные пылью, будто мутной глазурью, брату с сестрой улыбались члены Первого Семейства. Дольше других Фредерик задержался взглядом на Изидоре Остроносом – первооткрывателе их мира. Интересно, он ощущал себя особенным?
– Здравствуйте, дети, – произнес за их спинами Младший бакалавр, несколько суетливо заходя в кабинет. – Рад вас видеть.
Молодой мужчина поспешил опуститься в кресло, снял очки и потер переносицу. Затем посмотрел на брата с сестрой добрыми близорукими глазами.
– Ничего не вижу, – заключил он после осмотра и стал шарить руками по столу в поисках очков.
Фредерик скорчил гримасу отвращения, наблюдая за тем, как пальцы младшего бакалавра погружались в лежащую на столе пыль.
– Зачем было их снимать? – обратился он с вопросом к сестре, но Гемма даже не повернулась к нему, почтительно выжидая, когда бакалавр отыщет очки и сможет разговаривать.
– Мне нужна ваша помощь, – заговорил мужчина.
Гемма уже было поднялась, чтобы помочь ему в поисках, как бакалавр продолжил:
– Мне нужна ваша помощь в одном деле.
Фредерик внимательно смотрел на бакалавра, всеми силами стараясь скрыть раздражение.
– Наши кондитеры утратили рецепт любимых пирожных Изидора Длинноносого, – начал, было, бакалавр.
У Фредерика глаза полезли на лоб. Он ожидал чего угодно, битв и сражений, шпионских или спасательных операций, но только не этого.
Младший бакалавр метнул на молодого человека пронзительный взгляд, длящийся какие-то доли секунды. Но Гемма заметила его, и тогда ей показалось, что бакалавр подозревал о том, что творилось с ее братом. Но потом округлое лицо мужчины вновь приняло рассеянное выражение, и девушка уже подумывала, что ей померещилось.
– Да, рецепт, – заключил бакалавр.
– Моему брату нельзя отправляться на задание, – произнесла Гемма твердо, хоть ей и не хотелось перечить бакалавру.
Даже по такому незначительному поводу возвращение в мир людей сулило немалые опасности.
Мужчина в кресле соединил руки, оказавшиеся вдруг чистыми, будто не копался он минуту назад в пыли, перед лицом, и ответил Гемме молчанием и взглядом, от которого у той мурашки побежали по спине.
– Это задание для вас с Фредериком, – наконец, сказал он.
Это был приговор.
– Можете взять с собой Ансельма, – добавил бакалавр, и у Геммы слегка отлегло от сердца.