– Гемма! – в отчаянии кричал Фредерик. – Ансельм!
Гемма болезненно нахмурилась. Она никак не могла понять, откуда идет звук. А когда поняла, похолодела. Крик раздавался из самого ее сердца. Голос Фредерика шел изнутри.
Гемма пошатнулась.
Волшебница открыла глаза и увидела, что они одни в захламленном кабинете.
– Ты слышишь, он зовет нас? – спросила она нетронутого полным горечи голосом.
– Слышу, – ласково ответил ей Ансельм. И добавил с нежной грустью, – но он зовет нас не отсюда.
Гемма опять закрыла глаза, пытаясь смириться с этой мыслью.
– С другой стороны? – спросила она с почти ощутимой враждебностью.
– Нет, – неуверенно ответил Ансельм. – Не думаю. Сам не могу понять.
Шаги в коридоре стихли.
Гемма обвела невидящим взглядом кабинет, содержимое которого в данный момент не представляло для нее более никакого интереса. В углу стола что-то блеснуло.
Женщина подошла ближе и увидела в куче пожелтевших бумаг жестяную коробку из-под печенья.
– Неужели, – проговорила она, раскрывая ее.
«Любой войдет сюда, но не всякий выйдет. Ревнивец выйдет, гордец нет», прочитала она надпись на внутренней стороне крышки легко открывшейся коробки. Внутри лежал свежий лоснящийся шоколадной глазурью эклер.
Гемма с силой швырнула жестяную коробку в сторону. Та глухо стукнулась об стену и отлетела под стол.
– Ансельм, – чужим голосом позвала волшебница. – Ты ведь знал…
Нетронутый кивнул.
– Я предполагал. Все шло к этому.
Гемма бросилась к нему.
– Как мне вернуть Фредерика? – взмолилась она.
Волшебница знала, что испытывай она злость и обиду, хуже будет только ей.
Ансельм с сожалением покачал головой.
– Здесь его нет. Нам надо уходить.
Со всех ног разгневанная Гемма неслась к Старшему бакалавру. Ступени уводили волшебницу все ниже и ниже. В другой раз она бы подсчитала, сколько завитков каменной лестницы отделяло подземелье, в котором обосновался Старший бакалавр, от поднебесного уровня. Но не сегодня.
Сегодня в голове у молодой женщины роились вопросы, возмущенные вопросы, вперемешку с яростными обвинениями. Она приготовилась к тому, что ей придется пробиваться к Старшему бакалавру с боем, потому что в обыкновенных случаях для обращения был открыт только бакалавр Младший.
Но на ее удивление древняя секретарша, занимающая массивный стол в углу приемного помещения, не собиралась чинить ей препятствий. Она лишь посмотрела поверх очков на волшебницу, ураганом ворвавшуюся в приемную, и проскрипела голосом, таким же древним, как и ее глубокие морщины:
– Не на бегу, – взгляд ее, в котором читалось исключительно снисхождение к горячной юности, заставил Гемму остановиться. – Имейте уважение.
Гемма замедлила шаг. Подошла к самому кабинету бакалавра, поведя бровью отметила, что секретарь не собирается более ничего ей сказать, и, выдохнув, потянула тяжелую дубовую дверь на себя.
Кто бы ни отдал распоряжение выдворить Фредерика из поднебесья, отменить это распоряжение мог только Старший бакалавр.
Волшебник, выглядевший глубоким седовласым старцем, что-то сосредоточенно писал за столом. Энергичность его действия никак не вязалась с обманчивым дуновением древности, овевающим весь его облик. Бакалавр предупредительно поднял узловатый указательный палец, давая понять, что приход волшебницы не остался для него незамеченным. Затем отложил перо в сторону и поднял на Гемму бесцветные глаза.
Молодая женщина усилием воли сбросила с себя оцепенение, нападавшее на нее каждый раз при виде Старшего Бакалавра. Всегда ранее, почувствовав вдруг на себе его взгляд во время всеобщих собраний или Судного Часа, Гемма испытывала внутреннюю дрожь. Все жители поднебесья оставили свою прежнюю жизнь и пришли сюда, чтобы бороться со злом на стороне добра. И эта приверженность добру и свету была видна в облике большинства.
Старший же бакалавр, в отличие ото всех, выглядел так, будто судьба мира была ему глубоко равнодушна, и он давно забыл, что на этом свете есть добро и зло.
Обитая на нижних этажах поднебесья, редко нарушая свое затворничество выходами наверх, один из самых могущественных волшебников их мира утратил в своем облике все краски. Только его седые волосы выделялись, белым покрывалом укутывая серую равнодушную фигуру.
И еще взгляд. Взгляд его бесцветных глаз приковывал к месту, лишал собственной воли. Гемме понадобилось немало мужества, чтобы решиться на разговор с волшебником. И только отчаяние и боль невыносимой утраты придали ей требуемых сил.
– Проходи, – первым обратился к ней бакалавр.
Его официальный тон усилил опасения Геммы в том, что сильные поднебесного мира не собираются идти ей навстречу.
Одного холодного взгляда Старшего бакалавра оказалось достаточно, чтобы все поменялось местами. И будто уже не Гемма пришла требовать ответа, а сама она должна была его держать.
– Спрашивай, – произнес древний волшебник, поднимаясь и выходя из-за стола.
Когда Гемма поняла, что бакалавр подойдет к ней вплотную и будет смотреть ей прямо в глаза, все обвинения вылетели из ее головы, и осталось только одно:
– Почему… – Гемма сузила глаза, пытаясь хотя бы так защититься от всепронизывающего взгляда бакалавра, – Почему вы не дали ему шанса измениться?
– Шанс один. А нужен он двоим. Ты выбрала не Фредерика, – ответил бакалавр.
– Ансельм? – с неверием воскликнула она. – Разве ему тоже нужен этот шанс?
– Нет, – волшебник покачал головой. – Нетронутые не способны меняться.
– Кого же я выбрала? В поднебесье нет более дорого мне человека, чем брат! – Гемма начинала вновь обретать свою ярость.
Но одного поворота головы старца оказалось достаточно, чтобы девушка вспомнила, с кем разговаривает.
– Пока нет, – согласился бакалавр.
Гемма во все глаза смотрела на древнего волшебника перед собой, опасаясь, не выжил ли он из ума.
А волшебник тем временем продолжал:
– Душа Фредерика стала гордой и очерствела. Твоя душа уже наполняется страхом его потери, которую ты начала предчувствовать. Мы могли потерять и тебя. Теперь же ты, понимая закономерность произошедшего устремишься к Закону, и боль твоя будет работать на общее благо. Помни о Законе. Душа должна быть чиста. Она принадлежит Ему.
– Но Судный час? – едва слышно спросила Гемма. – Разве мы справимся без Фредерика?
– Твоей боли хватит пока на двоих.
– А потом?
– А потом мы выберем нового жителя.
Гемма молчала. Бакалавр был непреклонен. Она понимала, что если будет упорствовать и не сможет увидеть закономерность происходящего, то отправиться вслед за Фредериком. Но как она могла отказаться от него? Как могла его оставить? Ради кого?
– Я выбираю брата! – уверенно произнесла Гемма.
Старик опять покачал головой, останавливаясь и поворачивая к ней седовласую голову:
– Фредерик мертв. Разве ты этого не поняла?
Гемма задохнулась, похолодела. Не только от его слов. Больше от того, как ожили вдруг его глаза. Обыкновенное равнодушие сменилось фанатическим блеском. Бакалавр вцепился взглядом в лицо девушки, следя за каждой появляющейся эмоцией. Гемма не смела отвернуться. И сквозь разворачивающуюся внутри боль, захлестывающую ее и сбивающую с ног, родилось понимание: бакалавру нужно было именно это. Он наблюдал за ее страданием.
– Закон, – изрек, наконец, волшебник. – Думай о законе, и тогда все на благо тебе.
Гемма готова была разрыдаться прямо здесь. Она сама не знала, какими силами сдерживалась.
– Гордячка, – произнес бакалавр на удивление ласково, в уголках его губ, давно превратившихся в высохшую нитку, мелькнула улыбка.
– Мне тоже нужно измениться? – спросила Гемма, вспомнив, какое именно нарушение законов поднебесья привело Фредерика к гибели.
– Уже нет, – сказал волшебник, отворачиваясь и направляясь обратно к столу. – Боль потери все сделает за тебя, и душа твоя очистится.
– Кому тогда нужен шанс Фредерика? – воскликнула Гемма в отчаянии.
Но ответа не было.
Она стояла, изо всех сил сдерживая слезы, и не могла больше вымолвить ни слова. Вопросы, непонимание так и застыли в ее суровых серых глазах, отчего глаза блестели невыплаканными слезами и невысказанными упреками.