Вечер на исходе, заходящее солнце отбрасывает от твоего изображения тень. Я привез тебя из деревни без креста — для чего тебе нужен был крест? Без креста ты лучше. И обрати внимание: без него я вижу, что твои руки распахнуты для широкого объятия. Можешь обнять меня, я разрешаю. Пока еще в моих жилах бежит кровь. Можешь. Она не пачкает. Но не думай, что я растрогаюсь. Если кто-то и должен растрогаться, то это ты. Но с тобой этого не происходит. Превыше нас — великий закон, брось сентиментальность. Ты выполняешь свою миссию с определенной корыстью, я — свою безо всякой. И наши счеты уходят в бесконечность. Теперь тень твоя удлиняется. Это покров твоего величия. Из тени, но покров. Ты впереди, как в апофеозе. А я так одинок, как ты, возможно, даже не представляешь. И тень моя вся внутри меня».
Вот такая была у меня беседа с Христом, Моника.
VIII
И тогда ты сказала мне встревоженно:
— Иди-ка, послушай.
Я подошел. «Тут один сумасшедший проповедует», — добавила ты. Голос был хриплый, пещерно-пророческий: «…потому что все вы увязли в скотской рутине и ничего не желаете знать, кроме большой миски в положенный час, ярма в положенный час и рабского труда, и даже не знаете, что не живете, а существуете…»
— Что это за радиостанция? — спросил я. И ты ответила:
— Не знаю. Я искала музыку и наткнулась на этого проповедника.
«…существуете. Страна в застое, все гниет, вы по уши в грязи и день за днем надрываетесь от непосильного труда. Но никогда не спрашиваете себя, а для чего, никогда не задумываетесь, что хотят сказать этим, не спрашиваете, по какому такому праву вас сделали волами до конца ваших дней. О, глупцы, остановитесь. Прекратите хоть на минуту ваш скотский труд и спросите себя: ваше ли это желание работать, как лошадь, то ли это, о чем вы мечтали, чтобы хорошо жить, жить с удовольствием. И почему вы не делаете то, что хотите? Почему не возмущаетесь? Я говорю не только о тех, кто тяжким трудом добывает свой кусок хлеба. Не только о тех, кто, как зверь, отходит в сторону, получив свою чашку похлебки. Я говорю о всех вас, о честных отцах семейства, о честных служащих, которым платят жалование за определенные часы работы, о честных коммерсантах, позеленевших в своих конторах от отсутствия солнца, о достойных женах, ревнительницах супружеской верности, складывающих оружие только ночью, когда муж смиряет их усердие, о молодых девушках с потаенным запретным желанием, о политиканах со скрытным и пристрастным взглядом, о полицейских — поборниках порядка, о футболистах, всю жизнь пинающих мяч ногой, о таксистах, журналистах, врачах, адвокатах — о всей этой огромной трудящейся толпе, которая свалилась на страну и затрудняет ее движение к прогрессу. Говорю и об акулах капитала — банкирах, увязших по уши в деньгах, которые суть не что иное, как испражнения, испражнения прибыли и подлости, о крупных предпринимателях, которые хотят включить в сферу своей деятельности небо с вашим облачком сигаретного дыма, ваши души, опутанные веригами, и реки, и живущих в них рыб — все вместе».
— О, Жоан, этот тип над нами насмехается.
«…с вашими предпринимательскими испражнениями. Потому что за всю вашу жизнь вы ни разу не спросили себя: зачем? Вы хоть раз спросили себя, почему такое огромное значение имеют для многих те полмиллиона, что вам всегда не хватает и который вы имеете? Сколько раз вы заметили, что существуете? И не надо глупо ухмыляться, будто вам понятно, о чем я говорю. Потому что вы невежды и замечаете лишь то, что выставлено на фасадах вашей жизни. „Страна трудится, как должно“, — говорите вы, и политики у вас — слуги народа. „Страна мирно работает“, — заявляют как власти предержащие, так и последняя проститутка, и мойщик уборных. Муравьи тоже работают и работают, потому что так идиотски их создала природа. Да и тягловый скот крутит мельничный жернов и даже с зашоренными глазами, чтобы ничего не видеть лишнего и не усомниться, такова ли его животная потребность. Да и осел тащит повозку, тащит и, если заупрямится, получает удары вожжей, потому что не понимает, что он — тот, кто везет эту повозку. Ведь бесполезно подходить к муравью и говорить ему: остановись и спроси себя, какого дьявола ты все это делаешь?»