Он был в ярости оттого, что у департамента пропаганды не оказалось съемки родного городка Лидера — без этого невозможно было раскрыть личность Великого Человека и показать, какой длинный путь был им пройден.
К четырем Аду закончил запись и решил вздремнуть. Проснувшись в пять, он позвонил в редакцию, домой, в «Дейли пресс» и, конечно, в отель «Манила», куда, как обычно, он должен был прибыть к шести. Да, есть несколько приглашений, и письма тоже есть. Аду велел секретарше прочитать ему приглашения. Из Дворца ничего не пришло. В редакции он не решился ни о чем спрашивать: сотрудники, почуяв, что его положение пошатнулось, больше не сумеют высоко держать головы.
Аду становилось страшновато. Может, они недовольны чем-то из опубликованного им, но ведь он никогда не писал о них в лоб. Он не из борзописцев, которых столько развелось после второй мировой войны, когда и журналисты, и издатели просто занимались шантажом. В отличие от большинства газет, «Глоб», в который Аду писал с 1945 года, этими делами не занимался. «Глоб» нес знамя справедливости и добропорядочности, хотя и было ясно, что японская оккупация многим филиппинцам покалечила души, — то были жестокие времена, и выживали те, кто умел быть коварным и изворотливым.
Насилие было чуждо Аду. Мысль о ношении огнестрельного оружия вызывала содрогание в его душе, поэтому, как только у него появились деньги, он обзавелся телохранителем — человеком непримечательной внешности, игравшим роль шофера, который постоянно был неподалеку от Аду и зорко следил за помещением, где Аду встречался со своими дамами.
— Без ложной скромности, — говорил Аду, — я и сейчас могу нравиться молоденьким. И я не вожу их по дешевым отелям. Это унизительно. Они должны получать все высокого класса... все. Я не посол Ингге, — Аду с улыбкой повернулся к старику дипломату рядом, — на которого, по слухам, одна секретарша подала в суд за нападение с незаряженным оружием.
Присутствующие сто раз слышали этот анекдот от самого посла, но все равно послушно залились смехом. Посол пришел на ужин в Шампанском зале и нарочно явился пораньше, чтобы успеть посидеть за столом оракула.
— Я вчера утром получил приглашение на пятницу, Аду, — сказал посол, когда смех затих. — Во вторник я звонил Анни и сказал ей, что у меня нет приглашения, она говорит — не может быть, все приглашения были разосланы с нарочным еще в воскресенье с утра. Нарочный! Какой-то новый адъютант, полковник, который вызвался разнести карточки по адресам, чтоб всем нам лично представиться. Вы когда свою получили?
— Во вторник утром, — лениво протянул Аду, будто неохотно отвечая на пустой вопрос, хотя внутри все в нем кипело от обиды. Завтра и пятница — и все.
— А какой вы приготовили подарок? — заинтересовался Марс Флоро, промышленник из Давао.
— Вы видели мою передачу вчера и во вторник. Посмотрите заключительную часть сегодня.
— Я смотрел первые две передачи, — сказал посол Ингге. Посол знал толк в проблемах общественного сознания, и Аду с его мнением считался. Истинных друзей отличаешь от приятелей по тому, как они тебя критикуют. Аду, опытный газетный волк, хорошо это знал.
—Хроникальные кадры были не очень, Аду, — заметил старый дипломат. — Я помню, были кадры с Лидером получше. Его пребывание в Америке, в Китае. И вот еще что: надо было показать, где он родился.
Старик был профессионалом, и он был прав. Аду кивнул.
— ...больше всего мне понравился конец: где вы говорите о правомочности правительства. Но возникает вопрос, как вы дальше поведете речь? После такой концовки, что ни скажи, все уже будет снижением уровня.
— Не будет! — Аду усмехнулся, перебарывая досаду. — Сегодняшняя передача — о Супружеском Партнерстве. Я его рассматриваю в плане национальной традиции, когда муж с женой ведут дом, не вмешиваясь в дела друг друга, но при этом жена всегда делает то, что, как ей кажется, хочет от нее муж. В конце концов, если мы — филиппинцы, как мы все время утверждаем, то супружеское руководство надо понимать в контексте нашей традиции.
Марс Флоро зашелся от восхищения:
— Подумать только! А мне это никогда не приходило в голову. Возьмите нашу семью — у жены собственный бизнес, как и у меня, но если бы не она, я не мог бы позволить себе разные там штучки! Да здравствует филиппинская жена!
— Которая иногда умеет не видеть вещи, о которых ей кое-что известно, — добавил Аду.
— Ей известно только то, что муж ей сам говорит, — поддакнул Марс Флоро. — Но вы так и не открыли нам — что вы решили подарить?
— А вы? — спросил Аду.
Прыщавое лицо Марса Флоро лоснилось. Он важно поджал пухлые губы.
— Я им глиссер подарю, глиссер с потрясающим итальянским мотором, прошел испытания на озере Комо. Он сейчас в яхт-клубе, а завтра вечером — охрану я предупредил — я пройду на нем по Пасигу — и прямо ко Дворцу. Эффектно, не так ли? А вы?
— Марс, вы неисправимый прагматик, — усмехнулся Аду и, понизив голос, продолжал: — Моя рубрика, моя телепередача и то, что я им всегда преподносил, — искреннее восхищение. Я уже вам говорил — это за деньги не купишь...
В пятницу утром Аду перестал надеяться. Если его и пригласят сейчас, так только потому, что увидели газету, посмотрели телевизор и вспомнили, что он существует. Он приехал в отель к семи, на час позднее обычного, и, хотя никто не задавал ему вопросов, он понимал, что официанты недоумевают, отчего он не во Дворце. За его столом никого не было: свита тоже знала, где он проводит сегодняшний вечер.
Когда официант подал Аду традиционную кока-колу, оракул вдруг взвился:
— К черту, Алекс! Почему бы сегодня не подбавить для разнообразия и ром, а? Сегодня мне хочется выпить!
Аду выпил стакан. Потом еще стакан. Как можно было так стереть его с лица земли? Деньги есть, на газету и телевидение наплевать. Что же касается Парочки, черти бы ее взяли, пусть варится в собственном соку. Аду попробовал посмотреть на себя со стороны. Сколько раз его обзывали проституткой, говорили, что он никогда и не был журналистом, а был Их агентом по связям с публикой, по публичным связям, как кто-то съязвил. С горечью припомнил Аду статью в «Аур пресс», перед тем как прихлопнули этот журнал, в котором его изобразили мальчиком на побегушках: «чего изволите?» Ну конечно, это было вранье. Аду знал, у него бывали расхождения с Лидером. Ну и что, говорил он о них вслух? Как он мог выступать в поддержку наглейшего пренебрежения правами человека, гражданскими правами? Откровенной безнравственности и коррупции? Генеральской ненасытности? Он часто думал об этих вещах, но потом выбрасывал их из головы. Если бы те, кто нападал на него, знали о его душевных муках!
В эту минуту в баре зазвонил телефон. Официант поднес аппарат к столу. Звонила взбудораженная Рита.
— Господи, наконец ты отыскался! Почему ты не во Дворце?
Аду промолчал.
— Звонил генерал Дисон, Лидер спрашивает, куда ты делся и почему ты не там!
— Приглашение, — выдавил он.
Щеки его пылали, сердце колотилось.
— Оно же лежало у тебя на столе, а ты, не распечатав конверт, переложил его на полку. Томми мне сейчас сказал, что его принесли в понедельник утром.
Аду положил трубку. Он хохотал во все горло, отваливаясь на спинку кресла, вскидывая руки к пластмассовым висюлькам, болтавшимся на потолке, но хохот переходил в плач, и по его лицу катились слезы. Смех прекратился, и он громко, по-детски рыдал, будто сотрясаемый ураганным ветром. На него смотрели посетители бара.
«Бедный мистер Аду Т. Куартана, — думал про себя бармен, — две порции рома, и пожалуйста, готов».
АГАПИТО М. ХОАКИН
Агапито М. Хоакин (1927— 1981) — новеллист, поэт и публицист. Писал на тагальском языке. По образованию юрист, долгое время избирался муниципальным советником одного из районов Большой Манилы. Автор сборника избранной прозы «Мост из песка», издававшегося на Филиппинах дважды: в 1957 и в 1964 г. Значительная часть рассказов А. Хоакина публиковалась в журнале «Ливайвай» («Рассвет») — одном из наиболее популярных литературнохудожественных журналов на тагальском языке. А. Хоакин был лауреатом нескольких национальных литературных премий, в частности за публикуемые ниже рассказы «Право на жизнь» и «Пенсионер».