— Кхм! — только и сумела высказаться я. А, прокашлявшись, уточнила: — И ты сумеешь его изобразить?
— Сейчас? Легко, — странно усмехнулся он.
— Но они не разговаривают на галаконе, а их родной язык…
Договорить мне собеседник не дал. С совершенно невозмутимым лицом он разразился длинным потоком шипяще-щёлкающих звуков. Потом, вдоволь налюбовавшись на выражение кромешного недоумения на моём лице, с насмешливой улыбкой меня успокоил:
— Не бойся, я не знаю их языка. У меня просто стоит расширенный лингводекодер.
— И после этого ты будешь утверждать, что не имеешь никакого отношения к правоохранительным органам? — подозрительно сощурилась я.
— Когда я такое утверждал? — хмыкнул он. Я опять замерла в растерянности, сообразив, что всё это были мои собственные домыслы, не подтверждённые ни фактами, ни чистосердечным признанием. — Хотя, честно говоря, я действительно не работаю ни на ФРУ, ни на галаполицию, ни на иные подобные структуры, а лингва — чистейший левак. Но качественный, этого не отнять. В общем, проблем не будет, надо только найти подходящий костюмчик.
Маскировка заняла у нас ещё около часа, и в конце я была вынуждена признать беспочвенность собственных опасений. Тем удивительней было наблюдать метаморфозу, что я точно знала — передо мной человек.
Коренное население одной из планет звезды Тау Кита, имевших приведённое Барсиком непроизносимое самоназвание, большинство людей (а вслед за ними и иных разумных) называли гораздо более метким и отражающим действительность словом — 'ртутные'. Внешне это были типичные гуманоиды, и у них, к слову, было куда больше общего с людьми, чем у тех же ферхалитов.
Я не была близко знакома с особенностями физиологии этих разумных существ, но определённое представление об этом загадочном виде имела. Например, широко известен был тот факт, что для ртутных кислород, необходимый человеку и многим иным разумным видам для дыхания, был смертельным ядом. Именно поэтому они за пределами родной планеты носили свои защитные комбинезоны и маски.
Эти разумные имели весьма специфическую манеру перемещения, за которую и получили своё народное название: быстрые текучие движения с короткими внезапными остановками. Катучий ртутный шарик на гладкой поверхности стола. Они двигались не намного быстрее людей, но — совершенно иначе. Настолько иначе, что спутать или сымитяровать было невозможно.
Вернее, так я думала до знакомства с Барсиком.
— Где ты этому научился? — не удержалась я от вопроса.
— Там же, где и всему остальному, — предсказуемо отмахнулся он. — Поехали, звезда моя, — вкрадчиво мурлыкнул мужчина, подходя ко мне вплотную и снова бесцеремонно вторгаясь в моё личное пространство; кажется, этот процесс по непонятным причинам доставлял ему удовольствие. Я волевым усилием удержала себя на месте, подавив рефлекторное стремление отшатнуться.
— Ну, поехали, планетоид, — смерила землянина мрачным взглядом и вздохнула.
Нет, маскировка была гениальна, но… как-то мне всё больше не по себе рядом с этим человеком. А что особенно странно, несмотря на эти ощущения не возникает настойчивого желания сбежать куда подальше.
Главным плюсом избранного Барсом образа было отсутствие необходимости в предыстории. Не нужно было придумывать и объяснять, как и с какой целью это существо оказалось в моей компании.
У ртутных была своеобразная логика и очень странные обычаи.
На каком-то жизненном этапе определённые представители вида искали себе… в приближенном переводе это действительно больше всего походило на идиому «путеводная звезда». Звездой мог стать кто угодно; вменяемой закономерности, объясняющий выбор ртутных, насколько мне известно, не вывел никто. И никто — не только из людей, но и некоторых других видов, — не был застрахован от внезапного появления на пороге ртутного с сакраментальной фразой «я буду следовать за тобой». Это был не вопрос, а утверждение, и ртутные следовали, невзирая ни на какие трудности. Причём просто следовали; не мешали, под руку не лезли, не стремились неотрывно находиться рядом и держать за ручку, но всегда находились поблизости. В самом начале контактов с этими странными существами случалось множество накладок, а сейчас большинство разумных относились к ним философски, кто мог — с юмором. У людей даже появилось расхожее выражение «пристал как ртутный».
При хорошем отношении, — то есть, когда «звезда» не создавала своему спутнику искусственных препятствий и по возможности упрощала процесс «следования», — ртутные даже порой помогали. Например, могли вмешаться в случае угрозы. О наличии у них особых боевых качеств я не слышала, но это компенсировалось их удивительной живучестью и способностью к самовосстановлению. Даже пресловутый кислород им хоть и вредил, но пожить в такой атмосфере ртутные могли очень долго. А для некоторых и такое подспорье было благословением; например, я знала случай, когда уроженец четвёртой планеты Тау Кита выбрал в качестве путеводной звезды пятилетнего ребёнка.
Зачем ртутные это делали и чем руководствовались в процессе, все ли они выходили в подобный «свободный поиск» или только отельные представители, в какой момент понимали необходимость окончания подобного «преследования» и что с ними происходило после, — достоверно было неизвестно. Но версий существовало множество, от самых простых вроде исследований и шпионажа до откровенно безумных. Я в этом вопросе придерживалась наиболее распространённой точки зрения тех, кого эта проблема не коснулась: расслабленного пофигизма. Ну, ходит и ходит; не вредит же, есть не просит, а при необходимости умеет держаться на почтительном расстоянии.
Поиски Сангари Ашвилар много усилий не требовали. Любой, кто хоть немного знал об этой женщине, был в курсе очень ограниченного количества её контактов. «Райские кущи», папаша Чун (являвшийся главным поставщиком живого товара и в свою очередь частенько арендовавший «воспитанных» Сангари проституток) и её собственный дом, — все места возможного пребывания Ашвилар.
В отличие от делового центра и окраин, воздушное пространство над этим жилым районом было надёжно закрыто от посторонних силовым полем, и просто так сюда сунуться было нельзя. На пропускном пункте охранная система затребовала от меня личные данные, цель и адрес визита, и несколько минут мы ждали вердикта. В итоге нам всё же разрешили пройти, но именно — пройти. Аэробайк остался снаружи.
— У вас с этой женщиной удивительно созвучные фамилии. Она — Ашвилар, ты — Инилар, — задумчиво проговорил Барс, когда мы ступили на пешеходную дорожку.
— Мы родом с одной колонии, — нехотя созналась я. Можно было отмахнуться незнанием и совпадениями, но я не видела смысла скрывать такой малозначащий факт.
— С какой? — полюбопытствовал он.
— С Ланнеи, — я спокойно пожала плечами. — Ты чего? — уточнила растерянно, потому что при этом слове мужчина отчего-то споткнулся.
— Да так, ерунда. Просто у меня порой создаётся впечатление, что наша галактика очень маленькая и тесная. Триллионы разумных существ, а порой такие совпадения случаются, что мама не горюй!
— Ты давай лучше в образ входи, — поморщившись, порекомендовала я.
— Уже, — насмешливо отмахнулся он, и только теперь я обратила внимание, что — да, действительно, уже. Скользящий едва уловимый глазом шаг — пауза, шаг — пауза. Гармонично, красиво, но — совсем не по-человечески.
— И всё-таки, когда ты успел ещё и этому научиться? — я задумчиво качнула головой.
— Это несложно, — безмятежно отозвался он. — Главное, поймать ритм. Ртутные, они забавные, за ними интересно наблюдать, но совершенно безвредные: у них проблемы с координацией, они слишком инерционны.
— В каком смысле? — заинтересовалась я.
— В самом простом. У тхантвахархов каждое движение — соединяющая две точки прямая. А плавные криволинейные жесты они не только выполняют с трудом, но и воспринимают через раз. Мне кажется, они потому и таскаются за представителями других видов — тренируются.
— Какая оригинальная у тебя теория, — я растерянно хмыкнула. — Никогда не слышала такой версии; но она, однако, выглядит гораздо жизнеспособней многих.