Мы вышли на привокзальную площадь, нас подвели к трибуне, на которой уже находились ведущие комсомольцы города — секретари обкома комсомола, горкома комсомола, центрального района комсомола и нашего института. Ещё были председатель областного спорткомитета и директор областного шахматного клуба.
От имени собравшихся главный комсомолец области произнес тёплую приветственную речь, а потом предоставили слово мне.
А я думал: вот если бы я опоздал? Или вовсе остался в Москве? Что бы было? А ничего бы не было, из Москвы позвонили бы сюда и дали отбой: сидеть и не высовываться.
Речь произнёс на автопилоте. Частью повторил вчерашнюю, частью позаимствовал из литературы: мол, чувствовал всемерную поддержку, да и как иначе, наш город будет мировой столицей шахмат, и в нём состоится международный шахматный конгресс!
Тут, на мое счастье, пошёл дождь, да преизрядный, почти как в Багио, и мероприятие завершилось само собой.
Добрые люди в штатском довезли нас до Сосновки, да ещё в двух автомобилях. В один наш багаж, пожалуй, и не влез бы: девочки купили кое-что в Маниле, кое-что в Токио, а вес распределили между нашей командой. Наша же команда покупала японскую радиотехнику, стереомагнитолы. Они легкие. Так сказали девочки. А поскольку поощрительные суммы выдавали они, как поспоришь? Вот и привезли изрядно сверх аэрофлотовской нормы. Детскую одежду, ткани, фурнитуру, а, главное японскую швейную машину. Стереомагнитолы японские брать не стали: у них другой диапазон УКВ, нежели в Союзе. В Союзе их лучше купить в «Березке»: там зарубежная радиотехника адаптирована под наши условия. И даже в Чернозёмске теперь есть стереовещание. Пока только два часа в неделю, но перспективы громадные.
В Сосновке нас встречали скромно. Только домашние.
И очень хорошо.
Как славно просыпаться дома! В своей кровати! И завтракать обыкновенной яичницей на свином сале!
Так бы и жил месяц! Или два! Ничего не делая, только гуляя с девочками по округе, да собирая грузди и прочие дары леса!
Месяц в Багио каждого сделает патриотом. А я и прежде родину любил. Теперь ещё больше любить буду.
Дождик перешёл в обыкновенный, слабенький, но прогноз погоды обещал, что завтра над нами повиснет антициклон, и будет висеть, пока не надоест. То есть вторая половина сентября будет тёплой и сухой. Потому палатку мы не убирали, Ми и Фа по-прежнему считали её своим домиком, играли там, прятались от дождя и от Буки с Бякой. Но сейчас они были в доме, мерили обновки. Девочки есть девочки, в любом возрасте тряпочкам рады.
Приехали папенька и Анна. Поддержать межсемейные отношения. Они у нас, скорее, ноябрьские, но вдруг и потеплеют?
Пока дамы занимались детскими обновками, папенька захотел поговорить серьёзно. Я предложил подняться наверх, в свой кабинет, где тихо и спокойно, но папенька указал на палатку, затем на ухо и губы. Боится прослушивания?
Хорошо, прошли в палатку. В ней сейчас полумрак, значит, не только не подслушают, но и не подсмотрят.
— Что ты знаешь о маменьке? — не стал ходить кругами он.
— Сейчас выступает с «Аббой» в Америке. То бишь в США.
— Мне тут по театральной линии сказали, что она ушла из Большого и стала невозвращенкой.
— Что ушла — да, знаю. А невозвращенка — это кто?
— Не вернется в Союз!
— Не факт, не факт. Может, и вернётся. А сейчас хочет побыть на вольных хлебах. Там это принято, у артистов. Не век с одним театром мыкаться, а заключать контракты. На год, на месяц, на одно выступление. По-всякому.
— Но… но что же будет?
— Думаю, ничего плохого. У неё неплохой старт, за концерты с «АББА» она получит недурную сумму. И рекламу. Так что я за неё не волнуюсь.
— Я не о ней. Я о себе… О нас. Что будет с нами?
— А именно?
— Меня… Меня подали на заслуженного артиста Узбекистана. А теперь всё это может пойти прахом.
— Ты уже заслуженный артист России. Это никак не меньше.
— Позже я мог бы стать народным артистом Узбекистана, а народный — это народный.
— Ну, и станешь. Рашидов щедрый человек, он не передумает.
— Но если маменьку лишат гражданства…
— Вы давно в разводе, это первое. Сейчас не прежние времена, это второе. И маменьку вовсе не обязательно лишат гражданства. Там, — я показал на крышу палатки, — мне дали понять: если маменька не полезет в антисоветчину, а будет только петь, то всё обойдется. Гоголь надолго покидал страну, Тургенев, Алексей Толстой, Куприн — да мало ли творческих людей подолгу жили за границей?
— Тебе точно сказали?