— Писатель Медведев умер в пятьдесят четвертом году, — отрезал генерал.
— А полковника Медведева вновь призвали на службу?
— Может быть, может быть. Вы сами догадались, или вам кто-то подсказал?
— Вы и подсказали-с, Дмитрий Николаевич. Вот прямо сейчас, словами о красном томике. Но я узнал вас вчера. Ваша фотография была в книге шестидесятого года издания. Вы мало изменились, Дмитрий Николаевич.
— А чего мне меняться? Не курю, не пью, веду исключительно здоровую жизнь. Регулярно приезжаю сюда, в Кисловодск, смотрю на Гору. Знаете, один старый доктор мне как-то рассказал, что лечит именно Гора. Давным-давно рассказал, ещё до войны. Кстати, здесь, может быть, даже на этой самой скамейке, отдыхал ваш коллега, чемпион мира Александр Алехин. В двадцать пятом году.
— Тогда он еще не был чемпионом, — машинально поправил я.
— Не был. Но играл по-чемпионски. Приехал сюда в двадцать пятом году после турнира в Бадене, где выиграл двенадцать партий при восьми ничьих, не проиграв ни одной. Потом, уехав, в том же году, сыграл в Гастингсе, где в девяти партиях сделал только одну ничью, не проиграв опять же ни одной. Затем в Скарборо, опять лишь одна ничья без поражений. Затем Бирмингем, только победы, без ничьих, и, разумеется, без поражений.
— Вы, я вижу, всерьез интересуетесь шахматами.
— Интересовался. И не шахматами, а шахматистом, Александром Алехиным.
— По службе интересовались, или как?
— Разумеется, по службе. Времена были такие, что времени на посторонние любопытства просто не было, — скаламбурил генерал. — Здесь случилось нечто странное: то ли мертвый воскрес, то ли двойник объявился, и Алехин этим делом занимался — по поручению Дзержинского. Да, Александр Александрович некоторым образом был динамовцем. Как и вы.
— И вы.
— И я. Нет, чемпионом я не был, а молодым был. Моим коньком были конные походы, — опять скаламбурил генерал, — потом, в войну, это очень пригодилось. Конные, пешие, лыжные.
— А что нарасследовал Алехин? — вернул я разговор к чемпиону.
— Ничего особенного. Но ходили упорные слухи, будто он вошел в контакт с Горой, и получил от неё дар долгожительства. А проблема долгожительства очень и очень интересовала власть, и продолжает интересовать. Много непонятного. Вот Кисловодск, Ессентуки и прочие лечебные места. Никто не отрицает благотворного влияния местности, но…
— Но?
— Но местные жители болеют теми же болезнями, как и жители Подмосковья, и живут в целом примерно столько же. Почему?
— Потому что мы приезжаем лечиться, — ответил я. — Соблюдаем лечебный режим, диету, воду пьём по часам маленькими стаканчиками, гуляем, воздухом дышим, природой любуемся, вот как сейчас. А местные работают. Некоторые врачи, особенно западные, считают, что вынужденный труд свыше четырех часов в день не физиологичен. Мол, приматы, наши близкие родственники, шимпанзе, на добывание еды тратят три-четыре часа максимум. Остальное время идет на общение, воспитание детей и прочие непроизводственные нужды.
— И долго живут эти шимпанзе?
— В комфортных условиях до семидесяти лет. В дикой природе, конечно, меньше.
— Не работают обезьяны, вот и дикая природа. А человек работает, и потому комфортные условия, — генерал опять увел разговор в сторону.
— Если Алехин получил дар долгожительства, как же вышло, что он прожил всего пятьдесят три года? Не очень тянет на долгожителя, — не отставал я.
— Когда я занимался этим делом, Алехин был жив и здоров, никто не знал, сколько он проживёт, это первое.
— А есть и второе?
— Шахматист, чемпион мира Александр Александрович Алехин умер в одна тысяча девятьсот сорок шестом году. Но, может быть, какой-нибудь мистер Алекс Рохор в том же году прибыл в Северо-Американские Соединенные Штаты, Аргентину или даже Гонконг? Как знать, как знать… Во всяком случае, сил и средств на поиски молодильных яблок тогда не жалели.
— Но товарищ Сталин умер.
— А товарищ Каганович жив-живёхонек. Товарищ Молотов жив-живёхонек. Товарищ Маленков жив-живёхонек. А ведь работа у них была невероятно нервной, не то что у шимпанзе.
— Значит ли это, что молодильные яблоки существуют?
— Может, и не яблоки это вовсе, — закончил генерал, и мне показалось, что он сожалеет о том, что разболтался. — Я вот тоже не мальчик. Езжу сюда дважды в год, ноябрь и май, по три недели. И, как видишь, бодр и здоров, безо всяких чудес. Разве что Гора издали смотрит на меня. Мне пора, Михаил.
И он пошёл в санаторий бодрым шагом.
Не факт, что это тот самый Медведев. Генералы склонны к мистификациям не меньше, чем все остальные. Просто служба у них серьезная, не до мистификаций. А в отставке можно и поинтриговать Чижика.