Лиса опять проявила инициативу: поговорила с раздатчицей, а та отвела её на кухню, к завпроизводством. Ну да, расходы, расходы, расходы. Как без них.
Собрались и другие отдыхающие. Завод «Электросигнал» выкупил путевки на три дня, пятницу, субботу и воскресенье, для поощрения лучших работников. За двадцать процентов от стоимости для членов профсоюзов. Это мы узнали из разговоров за соседним столиком. И всё бы хорошо, но вот объявили траур, ни танцев тебе, ни веселого кино. Только про революцию. Ждёшь, ждёшь эту поездку, а тебе раз — и траур.
Могло быть хуже! Представляешь, умер бы он на Новый Год, что тогда? Ни «Огонька», ни «Кавказской пленницы», сиди, и слушай соболезнования руководителей братских партий. Лучше уж сейчас.
А нельзя нам тихонько… И танцы, и кино хорошее? Нельзя, тут Веревкина и Сучилова, и Уклеев, они потом такое распишут — и без тринадцатой останешься, и вообще. Ну, значит, будем квасить. Мужички уже и водяры накупили. Да сколько их, мужичков… Сейчас пообедаем, и сходим на станцию, там в ОРСе затаримся, в прошлый раз там сладкое вино было, Куваева рассказывала…
Такое вот сарафанное радио.
Обед прошёл в непринужденной обстановке. Стараниями Лисы еды дали много. Не сказать, чтобы хорошей, но много. Борщ со сметаной, каша рисовая с сарделькой, салат капустный с селедкой, и компот.
Всем по одной сардельке, а нам по две. Всем по полмиски борща, а нам полную, и даже с кусочками мяса. А салата — так прямо горку.
С чего это вам такое счастье, не выдержала одна из отдыхающих.
А нас шестеро, безмятежно ответила Лиса. Шесть путевок. Но трое задержались — дополнительные наряды из-за траура, усиленное патрулирование и всё такое. Служба. Позже подъедут. А мы наворачиваем. Не пропадать же, раз деньги плачены.
А-а, понимающе протянула отдыхающая, это правильно. Раз уплачено, тогда конечно. Приятного аппетита.
Поели, теперь можно и поспать. Ну, полежать. Для лучшей усвояемости.
А потом мы пошли смотреть Рамонь. Замок и всё остальное. Турбаза на низком берегу реки, Рамонь — на высоком, и замок отсюда, снизу, выглядел иллюстрацией к рыцарскому роману. Как и каборановский, впрочем.
Поднялись быстро, это не на Малое Седло идти. Идём по улицам райцентра. Солнышко, легонький морозец, чуть-чуть снега — благолепие. Обывателей на улицах немного: и время рабочее, и куда, собственно, им идти? В магазины? Заглянули в магазины. Небогато, но и не сказать, чтобы совсем уж бедно. В продуктовых есть колбаса по тройной «договорной» цене, но выглядит неважно: народ не раскупает, не смирился пока с такими ценами, вот и старится за витринным стеклом в девичестве. Хорошо хоть мух нет по ноябрьскому времени.
Зашли и в книжный. Печально как-то. Брежнев умер, а «Ленинским Курсом» только-только вышел. Будто с того света пишет.
Местный кинотеатр «Колос» извещал, что сегодня, завтра и послезавтра будет демонстрироваться фильм «Ленин в Польше». Видно, по случаю траура.
Наконец, дошла очередь и до Замка. А — ничего мы не увидели. Ворота на замке, всё закрыто.
— В ремонте, в ремонте здесь всё, — сказал подошедший мужичок в ватнике, ватных же штанах, валенках с калошами и треухе на голове. От мужичка попахивало винцом, но не сильно.
— И когда он закончится, ремонт?
— Точно не сегодня. Он ещё и не начинался. Это ж не коровник ремонтировать, понимать нужно, — мужичок показал на ржавую табличку на стене: «Памятник архитектуры. Охраняется государством».
— Памятник, значит, объект особого внимания. Его ремонтировать не всякому разрешат. Тут даже не ремонт, а реставрация, а реставратор — это совсем другие расценки! У района два вопроса: где деньги взять, и где взять реставраторов? Ребус!
— А вы, простите, кто? — спросила Пантера.
— Прощаю. Я — государство, — приосанился мужичок.
— Это как?
— Что написано? «Охраняется государством». А я — сторож, стало быть, охраняю. И получается так, что я государство и есть. Больше ведь никто не охраняет! Ну, и Семёныч ещё, только он в больнице сейчас, и остался я один.
— А если сторож, то где же ваше оружие?
— Добрым словом можно добиться больше, чем добрым словом и пистолетом, — сказал мужичок. — Это Махатма Ганди сказал. Есть у меня ружьё, есть, но вчера велели всем сдать оружие. Из-за траура. На всякий случай, чтобы чего не вышло.
— Чего не вышло?
— То нам не сказали. И потому если пришли грабить — грабьте. Только грабить-то нечего, в здании ничего нет.
— Совсем ничего? Ни мебели, ни всяких картин, статуй, ваз и гобеленов?
— Эк куда хватили, товарищи комсомольцы! Это разграбили ещё в революцию, подчистую.