Иветти поблагодарила Маизу и победно прошествовала мимо темнокожей служанки, даже не удостоив ее взглядом. Маиза провела гостью наверх, фальшиво улыбаясь — это единственное, что она могла сделать, дабы сгладить впечатление Лидьяне о случившемся конфузе.
— Иветти! — Лукас просиял от счастья, увидев ее на пороге своей комнаты. — Какой сюрприз!
— Лукас! — всплеснула руками Иветти. — Я бы предпочла навестить тебя по более радостному поводу. Как же это произошло?..
— Все мне задают этот вопрос. Присаживайся, — он кивком указал на стул возле кровати. — Каждый, кто приходит сюда, спрашивает об этом, а я не знаю, что ответить. Произошло, как произошло.
— Жаль, что я узнала обо всем только сейчас, а то навестила бы тебя раньше.
— Как ты узнала?.. — осторожно спросил Лукас, догадываясь, кто мог сообщить ей о несчастном случае.
— Жади! — полушепотом поведала ему Иветти. — Она была у меня вчера.
— Жади?! — Лукас инстинктивно захотел приподняться на кровати, взволнованный этой новостью, но вовремя опомнился. — Как она?
— Мягко скажем, она в затруднительном положении.
— Саид? Он навредил ей?!
— Если домашний арест считается нанесением вреда, то да.
— Боже! — тягостно вздохнул Лукас. — Я знал, что он этого так просто не оставит, будет мучить ее. Я пытался несколько раз дозвониться до Жади, но бесполезно. Как же ужасно все получилось. Ну почему, Иветти, почему?..
— Бедняжка в растерянности, она не знает, к кому обратиться за помощью.
— И все-таки, какой я неудачник, — уныло произнес Лукас, погружаясь в свои размышления. — Я хотел как лучше, хотел счастья нам обоим, в кои-то веки набрался смелости, и посмотри, что из этого вышло? Я калека, лежу здесь, как безжизненное полено, а она там терпит издевательства мужа, и я ничем не могу помочь. Я опять все испортил, лучше бы нам было не встречаться вовсе — не суждено, так не суждено. Во всяком случае, мы оба были бы в целости и сохранности, пусть и не счастливые. Теперь ни о каком счастье не приходится даже мечтать.
— Лукас, — прищурилась Иветти, — что это за упадническое настроение? Ты что, намерен отказаться от Жади из-за своего состояния?
— Иветти… Я оказался в безвыходной ситуации. Я растерян, понимаешь? Я еще не понял, как жить в этом неполноценном теле, как с ним управляться, я пока беспомощен, как младенец. У меня тысяча вопросов в голове и ноль ответов. Видишь все это? — рядом с кроватью стояла тумбочка со всевозможными лекарствами и средствами ухода, а чуть поодаль красовалась навороченная инвалидная коляска, которую уже успел приобрести Леонидас. — Думаешь, Жади достойна такой жизни? Об этом она мечтала двадцать лет — ухаживать за инвалидом?
— Лукас, — лицо Иветти было серьезным, как никогда, — я полностью понимаю твою боль, твои сомнения, но… Мне кажется, было бы правильным спросить мнения самой Жади, как считаешь?
— Она, конечно, скажет, что ей это неважно. Но разница в том, что она никогда так не жила и не знает, на что подписывается, а я знаю. Я хлебнул уже достаточно, хотя не прошло и месяца, но когда я думаю, что застрял в таком виде навсегда, то… Честно говоря, я не хочу жить, Иветти.
— Лукас, так нельзя! Ты не один попал в такую беду, многие люди лишаются возможности ходить, но они не падают духом и уж точно не отказываются от любви и счастья!
— Кто? Ты знаешь таких людей? Я — нет.
— Знаю, — встряхнула головой Иветти. — В субботу на «Глобо» показывали передачу о жизни людей с ограниченными возможностями.
— Чушь все эти передачи, — расстроенно проговорил Лукас, но после сделал паузу и призадумался. — А вообще, ты права! Плевать на все, я хочу быть счастливым!
— Вот это другой разговор! — обрадовалась гостья.
— Ведь я же не разбился насмерть, значит, мне дан еще один шанс! — Лукас вдохновлялся на глазах.
— Прекрасно! Такие речи нравятся мне куда больше!
— Но… — вновь сник больной. — В любом случае, если мы с Жади будем вместе, это произойдет не сейчас. Мне нужно три месяца, чтобы прийти в более-менее приемлемое состояние. Я должен начать передвигаться на коляске, а не лежать пластом. Тогда я обрету хотя бы какую-то независимость.
— Нужно составить план действий, продумать все до мелочей. У тебя как раз будет время это сделать, — ободряюще сказала Иветти. — Жади важно знать, что ты не отказываешься от нее, тогда вам любые трудности будут по плечу, вот увидишь.
— Иветти, — улыбнулся Лукас, — ты умеешь вселять надежду. Будь у меня такая мать, как ты, я стал бы другим человеком.
— Кстати, — она неосознанно поправила прическу и сделала постное выражение лица, — что там у Львеночка? За ним увиваются какие-нибудь наглые девицы вроде той журналистки из Португалии?
— Мне ни о каких девицах из Португалии ничего не известно, — рассмеялся больной. — А даже если бы и увивались, я уверен, что отец любит тебя.
— Серьезно?.. — Иветти растаяла от этих слов.
— Он просто упрямый. Ужасно упертый, с ним бывает невыносимо иметь дело.
— С этим не поспоришь, — тяжело вздохнула женщина. — Лукас, я пойду. Не хочу давать пищу для пересудов разным…
Через приоткрытую дверь можно было заметить Далву, грозно поджавшую губы, с подносом для еды, который она выставила перед собой, как оружие.
— Больному пора есть и принимать лекарства, — морщась от отвращения, произнесла служанка.
— Я ухожу, — Иветти выпрямилась, закинула сумку на плечо и гордо застучала каблуками по направлению к выходу из комнаты, но у порога обернулась и сказала на прощание: — Не забывай, о чем мы говорили с тобой сегодня, Лукас! Поправляйся, ты нужен многим людям.
========== Часть 10 ==========
Семейство Рашидов, вернувшееся домой, пребывало в скверном расположении духа — все трое были мрачнее тучи. Саид по дороге из клиники не проронил ни слова, Жади готовилась к тяжелому разговору с мужем, а Рания не могла прийти в себя от испуга, недоумения и обиды — ей стало очевидно, что в семье происходит что-то нехорошее, во что ее, вероятно, не собираются посвящать. Саид, расхаживая по гостиной и засунув руки в карманы брюк, велел Рании идти на свою половину, после чего посмотрел на первую жену полным ревности взглядом и строго спросил:
— Ты ничего не хочешь мне сказать, Жади?
— Что ты хочешь услышать? — с вызовом ответила она вопросом на вопрос. Всем видом Жади показывала, что настроена решительно, волнение выдавали лишь слегка подрагивающие кончики пальцев.
— Правду, — ледяным тоном отрезал мужчина.
— Ты хочешь знать правду, Саид? — Жади начала распаляться. — Хорошо, я скажу тебе правду. Я искала помощи, искала людей, которые помогут выбраться из заточения, которое ты мне устроил!
— Неужели? — губы Саида скривила презрительная усмешка. — Тебе не хватает еды? Воды? Одежды? Может, с тобой плохо обращаются, бьют? В таком случае, ты могла бы собрать семейный совет или заявить в полицию, отчего же ты этого не сделала?
— Я хочу свободы! — в гневе выкрикнула Жади. — Хочу общаться, встречаться, ходить, с кем и куда захочу!
— Единственный, с кем ты хочешь встречаться и к кому ходить, лежит парализованный. Ты не нужна ему больше, Жади, и никогда не была нужна, — Саид с особым выражением чеканил каждое слово. — Тогда, когда ты наконец поймешь это, в тот же самый день ты будешь полностью свободна в своих связях и перемещениях.
— Это невыносимо! Почему ты так мучаешь меня? Это ведь ты, ты устроил нашу встречу!
— Я хотел убедиться, что ты избавилась от юношеских иллюзий, но ты увязла в них еще больше. Ты вся лживая Жади, вся насквозь! Что ты задумала?
— Ничего, ничего я не задумала! Ты сам говоришь, что Лукас для меня потерян, так чего ты боишься? — она медленно, как кошка, наступала на него, точно готовилась к броску. — Ты бои-ишься, Саид, боишься, что окажешься не прав, что мы с Лукасом будем счастливы даже несмотря на его болезнь, что все твои усилия пойдут прахом. Вот почему запираешь меня в клетке, лишаешь возможности разговаривать с людьми вне дома! Ты знаешь, что наши с Лукасом чувства сильнее твоих козней, твоих и этой Маизы. Все бесполезно, Саид, я не люблю тебя, слышишь? Я никогда тебя не любила и не полюблю, что бы ты ни делал!