Начальник ведомства неловко опустил глаза.
— Сколько? — настойчиво повторил Саид.
— Если говорить откровенно, то… не больше трех дней.
***
Таис вернулась из дома Флор вся перевернутая. Отец встретил ее у порога, горестно вздыхая и причитая:
— Ну как, Таис, совсем ничего не слышно о нашей малышке Хадиже?..
— Совсем, папа, — безрадостно ответила она.
— Дева Назаретская, за что на нашу голову столько бед? Не успели от похорон отойти, а тут новое горе! За какие такие грехи? — Орестес заплакал.
— Успокойся, папа, — ласково обняла его Таис. — Надо верить в лучшее. Не бывает так, чтобы в жизни случались одни трагедии.
— Все бывает, дочка, все! Жизнь — одна сплошная трагедия. Пойду прилягу, не могу, сердце болит. О-ох, мои седины!
Нико подошел к матери и посмотрел на нее зареванными глазами.
— Мама, — всхлипывая, произнес он, — Хадижа умрет?
— Что ты такое говоришь, Нико! Хадижу найдут, вот увидишь. Живую и здоровую.
— А если не найдут?
— Зачем ты горюешь из-за того, что еще не случилось? — Таис присела на диван перед сыном и погладила его по белокурой голове.
— Это я виноват, мам, — мальчик пристыженно опустил голову. — Вы говорили мне, чтобы я не ходил по джунглям, а я ходил и брал с собой Хадижу. Я хотел показать ей, что лес — это не страшно, если уметь в нем ориентироваться.
— Сынок, ну не надо, здесь нет виноватых, — мать заключила его в крепкие объятья. — Просто так сложилось. Хадиже суждено было заблудиться в лесу, и она заблудилась. И если ей суждено найтись, она обязательно найдется.
— Мама, зачем люди умирают? Кто придумал то, что все должны умирать?
— Господь создал этот мир таким, — Таис поцеловала сына в лоб. — Но ведь есть не только эта жизнь. Если бы все заканчивалось смертью, тогда, наверное, и рождаться бы не стоило.
***
Жади неподвижно лежала, отвернувшись к окну, на кровати, застеленной клетчатым пледом. Поворачиваться лицом в комнату было слишком больно, так как в глаза сразу бросалась пустая заправленная постель Хадижи. Саид вошел к ней с кружкой горячего чая и сел на кровать.
— Я принес чай, — спокойным тоном сообщил он.
Жади не шелохнулась.
— Ладно, поставлю сюда, — Саид отставил кружку на тумбочку. — Выпьешь позже, но учти: он остынет.
Вновь тишина в ответ.
— Здесь нет связи, — Саид достал мобильный и бесцельно повертел его в руках. — По пути в Белен Мохаммед и дядя Али оборвали мне телефон, но я не брал трубку. А надо было взять…
— Саид, — хрипловатым от вчерашних рыданий голосом сказала Жади, не поворачиваясь, — как ты узнал, где мы живем с Хадижей?
— Это важно? — хмыкнул Саид.
— Для меня да. Это Зейн рассказал тебе?
Услышав имя друга своей молодости, Саид враз похолодел.
— Чт-то?..
— Я отказала ему, и он решил отомстить. Это так? Это был он?
— Зейн?! Откуда ты знаешь Зейна? Жади! — Саид схватил ее за плечи и резко поднял на постели, усаживая перед собой. — Он был здесь? Что он тебе говорил? Что он сделал? Жади!
Жади всерьез испугалась мужа. Его взгляд был безумен — безумен в своем отчаянии, горе и ревности. Жади смотрела на него, как кролик смотрит на удава, без тени своей привычной спеси.
— Жади, что у тебя было с Зейном? — едва не кричал Саид.
— Н-ничего, Саид. Ничего не было. Это была случайность. Он приезжал, — Жади невольно покосилась на фотографию Ренату на книжной полке, — расследовать убийство.
— Это он так тебе сказал?
— Т-так и было, Саид, клянусь Пророком.
— Ложь! — яростно прошептал Саид, сверкнув глазами. — Ты же только что говорила, что отказала ему!
— Я… — Жади совершенно растерялась.
— Предатель! Хитрый змей, да сократит Аллах его дни! Да обрушит Аллах на его голову страшные бедствия! Пусть он вечно пьет в аду расплавленное олово!
Он в гневе вскочил на ноги и заметался по комнате взад-вперед.
— Саид, Саи-ид! — Жади осторожно поднялась с кровати и проскользнула к двери. — Я попрошу донну Флор дать тебе успокоительного.
— Я убью этого негодяя, убью!
Саид убежал на улицу, в самый дальний ее конец, сел на бесхозный рубанок и зарыдал, пока никто не видит. Рыдал он долго, как маленький напуганный ребенок, потерявший отца и мать, как заблудившийся в пустыне одинокий странник, попавший в песчаную бурю. Было больно, было слишком больно и страшно.
И с каждым днем становилось все больнее и страшнее. Шли пятые сутки, как исчезла Хадижа.
========== Часть 90 ==========
Двумя днями ранее
Хадижа смутно помнила, как ее подхватила и подняла с холодной земли пара сильных рук. Помнила, как ее несли куда-то по джунглям, помнила смуглое лицо старой женщины с широкими скулами и раскосыми темными глазами. Помнила ее причудливые, мелодичные гортанные песни на незнакомом языке и отблески пламени небольшого костерка. Хадижа лишь не знала, был ли то сон или явь.
Наконец она пришла в себя и открыла глаза. Девочка лежала на мягкой постели, сделанной из шкур животных и теплых шерстяных одеял. В небольшой, почти первобытной хижине над очагом, где в котелке варилось какое-то кушанье, хлопотала та самая женщина из ее видений. Ее длинные, прямые седые волосы были схвачены черной лентой-ободком вокруг головы, а сама она была одета в полосатое пончо с бахромой.
Хадижа пошевелилась и застонала — раскалывалась от боли голова, ломило все тело. Все указывало на то, что у нее был сильный жар. Услышав этот стон, женщина оторвалась от своего занятия, подошла к постели больной и склонилась над ней.
— Сеньора, кто вы? — пролепетала сухими запекшимися губами Хадижа. — Где я?
Женщина радостно заулыбалась и сказала что-то на непонятном наречии.
— Вы не говорите по-португальски? — догадалась Хадижа.
Хозяйка хижины сняла котелок с огня, разлила содержимое по глиняным чашкам и, остудив, предложила Хадиже. Варево оказалось на редкость горьким и противным на вкус. Девочка закашлялась. Индианка бормотала ласковые слова, по-видимому, уговаривая больную выпить целебный отвар, и Хадижа, зажмурившись, повиновалась.
Напоив и накормив несчастного ребенка, женщина покинула хижину и через некоторое время привела с собой мужчину. Невысокого роста, он был одет довольно пышно: его пончо было украшено затейливым орнаментом, как и головной убор, к которому сбоку крепились несколько перьев. На шее у него красовались деревянные бусы в несколько рядов и множество амулетов, а на лицо красной краской были нанесены ритуальные знаки. По внешнему виду гостя Хадижа поняла, что это вождь туземного племени — точно такой же костюм она видела на иллюстрациях в книге из библиотеки сеньора Орестеса.
— Откуда ты пришла? — спросил он с диковинным акцентом. — Кто твои родители?
— Я из Рио-да-Серейя, — заплетающимся от недомогания языком ответила Хадижа. — Я заблудилась в джунглях.
Вождь тихонько о чем-то переговорил с женщиной и сказал на своем ломаном португальском:
— Ты еще слаба, тебе рано отправляться в путь. Я сам отвезу тебя домой тогда, когда ты окрепнешь.
— Как хорошо, сеньор! — обрадовалась Хадижа. — Сеньор, а вы можете разыскать моих родителей и сказать им, что со мной все в порядке? Сеньор!
Индеец не услышал ее или сделал вид, что не услышал. Пригнувшись в дверях, он покинул хижину и оставил девочку наедине с сиделкой. Та сразу же принялась заботливо хлопотать возле постели больной. Хадижа, возблагодарив Аллаха за спасение, снова погрузилась в сон, на этот раз менее болезненный.
Через пару дней Хадижа окончательно пришла в себя и встала на ноги. Она с удивлением и интересом осматривалась в дикарском поселке, видела, как женщины в традиционных одеждах прядут пряжу с помощью веретена, носят воду с реки, готовят на кострах еду, поют песни, как маленькие дети бегают по земле босиком и не боятся залезать на высокие деревья. Хадижу накормили обедом, одели в белое пончо с красными полосами и повели к реке, где ее уже ждало каноэ.
Вождь, единственный из всего племени владеющий португальским на более-менее пристойном уровне, снял с шеи бусы и обратился к спасенной его людьми девочке: