Высунув язык, пес помчался за палкой и вновь вернул ее хозяйке — игра явно пришлась ему по вкусу, как и Клаудии, сделавшей очередной бросок. Внезапно налетевший порыв ветра отклонил обломок сухой ветки от курса, а набежавшая волна подхватила его и смыла в воду. Динго это не остановило — видя цель, он не видел никаких препятствий.
— Динго!!! — из груди Клаудии вырвался полный отчаяния крик, когда она увидела, как собака беспомощно барахтается в волнах.
Она побежала к береговой линии в ужасной растерянности, не зная, как помочь любимому питомцу — девушка, несмотря на то, что всю жизнь жила в прибрежном городе, плохо умела плавать.
— Помогите, кто-нибудь, моя собака утонет! — во всю глотку кричала Клаудиа, но никто не спешил рисковать жизнью, спасая четвероногого.
Вдруг через скопление зевак протиснулся молодой парень спортивного вида, сорвал с себя футболку и без промедления нырнул в воду. Собравшийся на пляже народ с замиранием сердца наблюдал, как бесстрашный безумец поплыл за собакой, которую уносило все дальше и дальше.
— Ужас, теперь утонут двое! — ахнула Клаудиа и гневным взглядом принялась выискивать по сторонам вышку спасателей. — На этом пляже, черт возьми, есть спасатели?!
Двое сотрудников спасательной службы уже спешили к воде с резиновой шлюпкой и жилетами, но их помощь не потребовалась — парень, вытащивший Динго из бушующих волн, уже вернулся на берег. Мокрый, дрожащий от страха пес ринулся к хозяйке, жалобно скуля.
— Бедняга! — воскликнула Клаудиа, прижимая к себе питомца. — Это все я виновата, безмозглая идиотка! Сеньор, спасибо огромное, мне с вами до конца жизни не рассчитаться! — поблагодарила она незнакомца, не поднимая глаз.
— Да не за что, — как-то равнодушно буркнул тот в ответ. — Это было несложно.
— Нет-нет, так не пойдет, я готова отблагодарить вас любой суммой за то, что вы рисковали своей жизнью ради моей собаки. Это просто подарок, и я настаиваю… — Клаудиа подняла голову и изумленно захлопала ресницами. Незнакомца и след простыл. — Где он? — завертелась девушка.
— Схватил свою футболку и убежал куда-то, как ошпаренный, — подсказал очевидец. — Странный молодой человек.
— Странный? — хмыкнула Клаудиа. — Это я странная. Если бы я была на пляже одна, решила бы, что у меня разыгралась белая горячка даже без алкоголя.
Она поднялась на ноги и потрепала по загривку продрогшего пса, который все еще не мог прийти в себя от потрясения.
— Нам пора домой, Динго. Греться, успокаиваться, пить чай, да? — говорила девушка с питомцем, как с человеком. — Прости свою глупую хозяйку, натерпелся ты из-за меня страха! Обещаю впредь быть благоразумной и никогда не делать необдуманных поступков. Если бы только это было так просто, — усмехнулась про себя Клаудиа и отправилась прочь со злополучного пляжа вместе с собакой.
========== Часть 45 ==========
Наступил день, приближение которого Лукас оттягивал всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Однако, тщательно посовещавшись, доктора сошлись во мнении, что больному пора пересаживаться в инвалидную коляску. Именно тогда, когда Лукасу начало казаться, что он уже привык к своей новой ипостаси, очередное непосредственное столкновение с атрибутом «неполноценной» жизни сильно выбило его из колеи. Коляска выглядела каким-то монстром, позорным клеймом и вызывала сплошное уныние.
— Не относитесь к этому так, сеньор, — утешала Лукаса сиделка, пока тот с лицом приговоренного к казни тоскливо рассматривал металлические спицы на колесах. — Коляска не делает вас лучше или хуже, более полноценным человеком или менее полноценным, это всего лишь вспомогательное средство. Как очки или тросточка.
— Нет, Малу, на этот раз вам меня не убедить, — безрадостно усмехнулся больной. — Я никогда не поверю, что инвалидная коляска может сравниться с очками.
— Сравнение не самое точное. Но и то, и другое помогает людям компенсировать трудности, возникающие из-за проблем со здоровьем. С этим-то вы согласны?
Лукас даже не пожал, а повел плечом, от расстройства не зная, куда себя девать. При «торжественном» моменте присутствовала почти вся семья. Во-первых, чтобы помочь пересесть с кровати на коляску. Во-вторых, чтобы попричитать — с этой задачей прекрасно справлялась Далва. В-третьих, чтобы пожалеть или позлорадствовать, а может, то и другое сразу. Во всяком случае, Лукас видел во взгляде жены оба этих довольно противоречивых чувства.
— Осторожнее, следите за тормозом, — Малу, обхватив больного с одного бока, давала указания Леонидасу, обхватившему его с другого. — Вот так… Еще немного… Отлично! Ноги ставим сюда.
— Как ты, сынок? — заботливо поинтересовался Леонидас.
— Непривычно, — честно ответил Лукас. — Но ничего, вроде бы сижу и не падаю.
— Мальчик мой! — всплакнула Далва. — Я буду молиться, чтобы ты поправился и встал на ноги, и Диогу тебе обязательно поможет! Сеньор Лобату говорил, что покойные тоже могут просить за своих родных там, на Небесах, и их просьбы не остаются без ответа!
— Далва! — с укором взглянул на нее Леонидас.
— Сейчас я сниму коляску с тормоза, и мы попробуем проехаться метр-другой, — суетилась сиделка.
— Можно вас всех попросить кое о чем? — подал голос Лукас.
— Да?.. — хором отозвались присутствующие.
— Оставьте меня одного, пожалуйста. Ненадолго.
— Но, Лукас, если тебе понадобится помощь… — растерялся Леонидас.
— Да, Лукас, не прогоняй нас! — с легкой обидой воскликнула Далва.
— Пожалуйста, — терпеливо повторил больной.
— Ладно, идемте, — согласился Леонидас, уводя за собой остальных. — Пусть побудет в одиночестве, соберется с мыслями… Но мы скоро вернемся, Лукас! Маиза, ты тоже! — махнул он рукой невестке.
— Сейчас, сеньор Леонидас, сейчас, — Маиза стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди, и уходить, судя по всему, никуда не собиралась.
— Маиза, я же попросил! — недовольно произнес Лукас.
— Я мешаю тебе?
— Да, мешаешь. Я хочу побыть один.
— А ты сделай вид, что меня нет, — Маиза неторопливо прошествовала внутрь комнаты и села рядом с инвалидной коляской.
— Тебе как будто доставляет удовольствие видеть меня таким, — мрачно сказал Лукас.
— Удовольствие? — переспросила Маиза. — Удовольствие видеть то, как целая жизнь, которая могла бы быть прожита счастливо, превратилась в руины?
— Это моя жизнь превратилась в руины, а не твоя. Никто из вас, даже Малу, хотя она двадцать лет работает с инвалидами, не знает, что такое быть скованным немощью. Моя жизнь кончена, Маиза, все возможности, которые, если и были, упущены. Я теперь просто существую. А ты… Ты можешь делать, что угодно, идти, куда угодно, ты свободна во всем. Так о каких руинах ты говоришь?
— О наших с тобой, Лукас, — невозмутимо ответила Маиза. — Я смотрю на тебя сейчас, и мне вспоминается день нашей свадьбы. Ведь все могло сложиться совсем иначе!
— Маиза, теперь бесполезно об этом рассуждать.
— Почему же? Я всего лишь пытаюсь понять, где совершила ошибку на жизненном пути, чтобы исправить ее, если это еще возможно и имеет хоть какой-нибудь смысл.
— В этом разница между нами, — вздохнул Лукас. — Перед тобой по-прежнему открыты все двери, в отличие от меня. Послушай, Маиза, займись своей жизнью, ты еще можешь быть счастлива! Зачем тебе наблюдать все это, зачем хоронить себя заживо рядом с калекой? Тем более, я этого не прошу. Мне не нужны ничьи жертвы.
— А мои в первую очередь, да, Лукас? — усмехнулась Маиза.
— Мы двадцать лет только и делали, что жертвовали собой неизвестно во имя чего. Кого мы осчастливили? Себя? Нет, мы поломали себе жизнь. Мел? У Мел куча проблем. Моего отца? Он не выглядит счастливым. Может, пора перестать? Я не говорю о себе, со мной все уже ясно, но тебя мне действительно жаль.
— Ну надо же, какая забота, — не без иронии заметила Маиза. — Сдается мне, ты говорил бы иначе, если бы… — она замолкла на полуслове.
— Если бы что? — уточнил Лукас.
— Ничего, мысли вслух. М-да, Лукас, итоги семейной жизни у нас и в самом деле впечатляющие. Ты парализован физически, я парализована морально. Я не могу войти в твое положение, а ты вряд ли поймешь меня. И что с этим делать, нет никакой ясности.