Но Алексей опередил ее. Уж он-то знал, что нужно делать. А она и не сопротивлялась. А дальше, как в песне поётся: «Знает только ночь глубокая, как поладили они...»*
С мужчиной Палашка была впервые в жизни. Он не объяснялся в любви, не называл ее ласковыми словами. Был совершенно нем, ласкали только его руки. И делали это так, что у нее порой перехватывало дыхание. Да ей и не нужны были его слова. То, что с нею происходило, было сильнее всяких слов. И ей нужен был от него ребёнок. Она не лежала бревном, старалась, из всех сил старалась, не зная, правильно ли всё делает. Но интуитивно чувствовала, что правильно. И это подтверждали его крепкие объятия, движения его тела, и в конце - глухие стоны и какие-то всхлипы. Кстати, стоны и всхлипы были обоюдные.
Потом снова они, молча, лежали рядом...
-Ты извини меня. Не удержался,- нарушил молчание Алексей.- Духмяная трава виновата.
- Не за что извиняться, - проговорила Палашка тихо.
-Я у тебя первый, да? Мне так показалось.
Она беззвучно, кивнула головой, продолжала лежать на спине, отвернув лицо от Алексея. В голове пронеслась невеселая мысль: «Конечно, первый. Наверное, и последний».
Он взял ее за руку. Она была счастлива. «Значит, не очень я ему противна, если он держит сейчас меня за руку. Чего сейчас-то держать? Ведь получил, что хотел?» - бились в ее голове мысли.
- У меня сегодня так гадко и противно было на душе. Ты излечила меня.
«А уж как ты-то меня излечил»,- подумала Палашка, но вслух ничего не сказала.
В деревню возвращались вместе. Шли, молча, Палашка чуть впереди. Об этом она не забывала. Изо всех сил старалась, чтоб он как можно реже видел её лицо. А когда подошли уже к первым домам, Алексей тихо произнес:
- Спасибо тебе.
Она, не оборачиваясь, кивнула. И, не спеша, медленно пошла к своему дому. Знала Палашка, что со спины она хорошо смотрится. Душа её пела. Сегодняшний вечер был самым счастливым в ее жизни. Вот только тревожила мысль: « А хватит ли одного раза для беременности?»
* * *
Алексей помирился с Оксаной. Сыграли свадьбу. Жизнь в деревне шла своим чередом. Пелагея встреч с ним не искала, а он, если бы захотел, всегда мог найти её на холме за деревней около одинокой березки. Она, как и раньше, по вечерам ходила туда. Разговаривала с «подружкой», отсчитывая дни и недели. И очень надеялась, что забеременела. Она слышала, что это может случиться и от одного единственного раза.
Или недолго продолжались мир и согласие в семье Алексея и Оксаны, а может, по какой другой причине, но его вдруг сильно потянуло к одинокой березке на холме за деревней, а точнее, к девушке по имени Пелагея.
- Привет!- Сказал Алексей, поднявшись на холм. Она, как и в первый раз, стояла к нему спиной, обняв березку.
- Привет, - ответила Пелагея, не поворачивая головы.
- Может, прогуляемся? - тихо спросил он.
- От чего ж не прогуляться,- еще тише ответила она.
И всё повторилось, всё было, как в прошлый раз. Нет, не только повторилось, но кое-что и прибавилось. Он не молчал. Называл ее в порыве страсти: «моя Березка». Как-будто это было ее имя. И целовал, целовал... Правда, не лицо, оно как и в прошлый раз было прикрыто голубым платочком. Да это и неважно! Разве мало мест на красивом девичьем теле, которые мужчина целует в порыве страсти...
С этого вечера свидания их стали регулярными. И прикипали они друг к другу сердцами и телами все сильнее и сильнее. И уже знала Пелагея, что живет и развивается в ней плод их любви. «Помогла ты мне Пресвятая Богородица! Спасибо тебе»,- не раз повторяла она эти слова, как молитву, не только в уме, но и вслух.
Вскоре люди стали замечать, как округлилась Оксанка. Но это ни у кого не вызывало удивления. Всё так и должно было быть. А вслед за ней появился животик и у Палашки. Вот это было уже интересно всей деревне. Парни и девки, мужики и бабы шушукались, допытывались друг у друга: «А кто же это "рябую-то" оприходовал?» Разные предположения строили, но на Алексея никто и подумать не мог. Помогала всё в тайне держать Палашкина тётка Матрёна. Помогала, но не одобряла.
- На чужом несчастье счастья не построишь,- говорила она племяннице, осуждающе качая головой.