От подобных демократических заигрываний перед нижними чинами дисциплина в частях стремительно упала, сводя к полному нулю их боеспособность. Получившие право не подчиняться офицерам солдаты немедленно воспользовались этим даром революционного правительства для сведения своих старых счетов с командирами. При этом особо злобствовали не фронтовики, которые, находясь на передовой, прекрасно осознавали необходимость порядка и дисциплины на войне, а тыловые части, не желавшие менять свои тёплые места на холодные фронтовые окопы. Они в полной мере воспользовались вновь приобретённым демократическим правом в виде своей винтовки и горла, когда только возникал вопрос о возможной отправке их на фронт.
Их ненависть и злобный кураж над поверженным начальством Алексей Покровский оценил на собственной шкуре, когда вместе с другими офицерами прибыл на маленькую железнодорожную станцию под Псковом для получения под своё командование нового подразделения. Здесь, в этом уголке бывшей Российской империи, а теперь свободной республики, царила полнейшая «демократия», в которой реальной властью были войсковые комитеты различных мастей, не желавшие более воевать.
Именно такая толпа людей, по ошибке одетая в военную форму, встретила господ офицеров на вокзале, решив раз и навсегда снять вопрос о своей отправке на фронт. Как выяснилось позже, тыловиков заботливо предупредили петроградские доброжелатели, выслав в запасные части телеграмму, сообщавшую солдатским комитетам о планах командования по изменению их дислокации.
Верховодившие в комитетах горлопаны моментально доказали отнюдь не рвавшимся в бой солдатам, что всё зло заключается только в офицерах, которые должны прибыть на станцию для исполнения приказа командования.
– Предатели генералы прежнего режима вновь хотят подставить нас под немецкие пули, как безмолвную скотину, – изливали душу ораторы из комитета, едва телеграмма была доставлена по назначению, – разве не мы свергли царя с его сатрапами, втянувшими Россию в эту кровавую бойню. Разве не наши штыки подарили свободу всем жителям нашей страны от мала до велика. И в благодарность за это нас хотят направить на фронт! Мы свободные люди и не желаем больше быть пушечным мясом по приказу их благородий! Покажем господам офицерам нашу солдатскую силу!
Охваченные этим «благородным порывом», тыловики дружно повалили в сторону вокзала для «теплой встречи их благородий», здраво рассудив, что если не будет людей, присланных с приказом, то и не будет проблем. Как только прибывшие офицеры сошли с подножки поезда и двинулись по перрону, к ним моментально подлетели солдатские представители и, подхватив ошарашенных и ничего не понимающих людей под руки, потащили к кирпичной стенке ближайшего пакгауза. Пораженные подобным обращением с ними своих же солдат, офицеры почти не сопротивлялись, поскольку происходившее событие казалось каким-то чудовищным наваждением. Покровский с ужасом отмечал, что подобное обращение с офицерами для жителей этой станции было уже привычным явлением, подобно некому весёлому развлечению в их серой будничной жизни.
– Офицеров ведуть, господариков тянуть! – звонко голосили станционные мальчишки, созывая своими криками всех присутствующих на вокзале и его окрестностях. Раззадоренная столь шумным приглашением толпа энергично валила к стенам пакгауза, образуя большое разномастное сборище зевак, на чью долю выпала возможность поглазеть на бесплатное развлечение. Уподобляясь толпе зрителей в древнем Риме, пришедших посмотреть гладиаторские бои, они пришли насладиться новым представлением, которым их щедро одаривала демократическая Россия. Люди, жизнь которых вот уже три года защищал Покровский, без всякого страха и смущения ждали возможности повеселиться над своими защитниками. Задержавшие офицеров солдаты моментально ощутили мощную поддержку со стороны говорливой толпы и, войдя во вкус, стали разыгрывать представление под названием «справедливый солдатский суд».
Первый, кому довелось испытать на себе его праведную руку, оказался подпоручик Мокриевич. Двое отъевшихся запасников, нещадно дышавших в лицо своей жертве чудовищной смесью из водочного перегара, лука и кислых щей, ловко вывернув Мокриевичу руки, со всего маха бросили подпоручика к ногам чернявого солдатика, чью хилую грудь украшал большой красный бант, неизвестно из чего изготовленный.