— Вы не слышали, Платон Сергеевич? Уж в газетах написали. Маленькая до сей поры партия «Союз Спасения», названная по имени дореволюционного кружка декабристов, объединила Верховное Правление, с ним — глав коллегий и приказов, включая Дельвига и Кюхельбекера. Устав её издан по-немецки и по-русски, название сокращено до двух букв — С.С. Меж собой партийным товарищам велено общаться по-немецки, называя друг друга камрадами, партайгеноссе или эсесовцами. Без партийного мандата теперь никуда. И тебе, коль ты представитель Пестеля в Поволжье, придётся вступить в С.С.
— Чтоб меня тоже звали эсесовцем? Никогда.
Строганов, конечно, не понял, отчего мне такое название не нравится. Объяснить ему, что я родился в местах, где эсесовские зондер-команды вкупе с местными полицаями сжигали деревни вместе с жителями, не могу. Александр — славный человек, даром что кагэбист, даже в КГБ СССР встречались порядочные, но рассказывать ему про попаданчество не стоит. Не все способны воспринять такой рассказ. Французский генерал Даву — исключение, он был первым готов начать подобный разговор.
И Аграфена Юрьевна до сих пор не в курсе о попаданце. А зачем? Ведь придётся признаться, что я её столько лет обманывал о своём происхождении.
Пожалуй, доверить правду я решился бы разве что родственнику Александра, барону Григорию Александровичу Строганову, у которого мы с начальником К.Г.Б. столовались. Он много лет находился на русской дипломатической службе у осман и у шведов, имел кругозор, намного больший, чем у большинства встреченных мной в 1826 году москвичей.
Строганову-старшему было около пятидесяти пяти — пятидесяти шести, если не ошибаюсь. Когда мой товарищ начинал сгоряча рассказывать в домашнем кругу про гадкие дела на казённой службе, потом столь же энергично оправдывать собственные шаги, «потому что нет лучшего выхода», барон лишь качал головой, попыхивая неизменной трубкой. Реплики он вставлял редкие и точные, с необыкновенной проницательностью схватывая то, что и мне, глядящему на этот мир изнутри и одновременно как бы сверху из XXI века, не сразу было ясно.
От службы в Верховном Правлении Григорий Александрович отказался категорически, ушёл в отставку и жил в праздности, утверждая: чем делать то, что не должно, лучше не делать ничего. Он был уверен в совершенной нежизненности Республики.
Раз, воспользовавшись отсутствием Александра, я спросил барона: присоединится ли тот к борьбе против диктатора? Он ответил, что не исключает, однако не хочет быть героем-одиночкой, с кем расправятся, не подавившись, и в лучшем случае сошлют.
Поэтому страдающего от несправедливостей мира и добровольно взваленной на себя ноши председателя коллегии Г.Б. я повёз к Григорию Александровичу, пусть вразумит родственника, успокоит и направит на путь истинный.
Глава 4
Когда Руцкий уехал, наконец, в Нижний Владимир, Строганову показалось, что у него отрезали кусок души. Генерал, всего-то на несколько лет старше, был вроде мудрого дядюшки, повидавшего многое. Ему Александр верил безоглядно, доверял любые служебные тайны, делился мыслями столь крамольными, что Бенкендорф, услышав подобное от шефа, немедля приказал бы арестовать его, невзирая на подчинённость.
Пока жил у Григория Александровича, исповедовался ему. Но вскоре понял: стал для родственников неприятной фигурой, Руцкий употребил непривычное слово «токсичной». Оттого съехал при первой возможности и ощутил лютое одиночество.
Шли месяцы, ситуация в стране становилась всё горше.
Вторая напасть после евреев приключилась от крестьян, вполне себе православных. Фюрер-вождь с революционной решительностью поделил землевладельцев на мелких и крупных, постановив — у мелких землю отобрать всю и без остатка, у крупных половину. Угодья, как обещано, крестьянам раздать. Само собой, при разделе участков злоупотреблений было не счесть, брат на брата с вилами кинулся. Заодно полыхнули помещичьи усадьбы, точь-в-точь как при Разине да Пугачёве. Что поделаешь, народный обычай.
Бывшим владельцам угодий Пестель повелел деньгами урон оплатить. Земли описали, цену вывели, счета предъявили. Сумма намного превысила годовой приход казны. Кайн проблем, отрезал государь и отправил Корфа печатать деньгу. За два месяца рубль упал втрое.
Зато с русификацией России дела наладились удивительно и гладко. Поляки, остзейские немцы, татары, киргизы и всякие прочие кавказцы были осчастливлены предписанием: в земских установлениях владенье русским наречием подтвердить и получить паспорт русских. А коль нерусскими чают остаться — пусть их. Да только в казённых департаментах служить нельзя, землю иметь нельзя, торговое дело иметь нельзя… Живи себе тихо как-нибудь и на глаза не попадайся, странный нерусский человек.