Все возможные английские предприятия да мануфактуры, в кои удалось проникнуть, посетил Павел Петрович Аносов, горный начальник из Златоуста. Он — внук и воспитанник самого Льва Фёдоровича Сабакина, а также старинный знакомый семьи Демидовых. Тёзка премьер-министра по возвращении в Москву и рассказал мне о паровых премудростях, подсмотренных на туманном Альбионе.
— Разумеется, ваше сиятельство, англичане не склонны секретами делиться. Тем паче, ни единое британское изобретение патентами у нас не защищено. На одном заводе какую деталь подглядел, потом на другом подсмотрел, книжки прикупил, не думаю, что остались хитрости, мне не известные. Дед, когда в Англию ездил, по той же методе всё срисовал, доложил самой Екатерине, однако воз и ныне там.
— Времена изменились, Павел Петрович. Что при царице-матушке смотрелось досужим развлечением, теперь насущно требуется. Если бы не два парохода черепановских, здесь бы до сих пор фюрер заседал. Рассказывай вкратце, что увидел.
— Далеко их инженерия продвинулась. Паровые машины уже не одинарного, а двойного действия, с подачей пара на обе стороны поршня. Из первого цилиндра с высоким давлением пар снова работает в цилиндре под малым давлением. Это они компаундом зовут. А то, бывает, и третий цилиндр остаток пара принимает, потом он в специальный агрегат идёт, «конденсатор», где пар снова в воду обращается, не требуется бочки за собой возить. И котлы не простые, как в пароходах, а с трубами внутри для доступа жара…
— Погоди, не трещи. Я хоть и понимаю кое-что, это не моя работа в ваши всякие цилиндры вникать. Ты дело говори, что можно с тех «компаундов» у нас приспособить.
— Как машины получились размерами меньше, а для работы им не нужна теперь такая тьма воды и угля, ставят их на самодвижущиеся по рельсам и по дороге повозки, на корабли, а на заводах их уйма. Раньше только насосы, что уголь из шахт вверх подымали да воду откачивали. Сейчас пар всё вытесняет.
— Так уж и всё?
— Наука целая появилась в Англии, политэкономия называется, ваше сиятельство. Объясняет, что и откуда в торговом устройстве берётся. В любом товаре заложен труд рабочего или землепашца. Учит она, что пока уголь и руда в земле, ни стоят они ничего, по крайней мере — для расчёта цены товара. Владелец шахты записывает издержки по добыче руды и угля в среднем на каждый пуд, прибавляет свой интерес. А издержки те — плата рабочим. Так же и цена хлеба — оплата труда крестьянина.
— Ну, допустим.
Я, по совести говоря, помнил только о какой-то политэкономии социализма, ей пытали моих родителей, «Капитал» Карла Маркса и всякие многомудрые изречения Ульянова-Ленина заставляли конспектировать, а кое-то учить наизусть. В постсоветской Беларуси политэкономией пичкать перестали, тем более — в медицинском училище. Оказывается, полезная наука!
— Стало быть, от издержек на труд себестоимость товара зависит. Но человек хуже работает, чем лошадь. Проще одну в плуг запрячь, нежели десять крестьян и прокормить их. А сила угля и пара изрядно дешевле лошадиной. Там, где одна паровая машина работает, да три-четыре мастеровых на её обслуге, польза та же выходит, что от десяти лошадей или сотни людей. Оттого вывод простой и немудрёный: кто первым в мире заменит машинами рабочую силу, тот и победитель.
— Скажешь тоже. Что, заводы без людей, одни мастеровые да кочегары? — мне казалось, он слишком забегает вперёд. Даже в XXI веке, где станки с ЧПУ и компьютерное управление, людям есть чем заняться.
— Нет, ваше сиятельство. Действия тонкие только человечья рука сделает. Однако где сила нужна и скорость, машины способнее. Кажется, на Руси и земель, и народу много. Но на квадратную версту куда меньше работников по сравнению с Англией или Германией. Чем людей заселять да своих растить, быстрее машины поставить. Они революцию не замыслят, Пестеля на штыках в Москву не приведут. А если потребность пропадёт на время, довольно лишь топки погасить — и год, и два обождут, есть не просят. Как только у нас будут тыщи машин, то железа, угля и оружия куда больше окажется, нежели у осман или персов. Им наши старые пушки продадим, а себе новые отольём, лучшие!