— Вот как! — я понял, что мы не ошиблись, а Сухтелена нужно продвигать на место министра иностранных дел. Или хотя бы на товарища министра, потому что на первое кресло Романовы наверняка предложат кого-то из сановных своих родственников. В докладе Сухтелена есть безусловное здравое зерно. А что часть названных им земель принадлежит Турции и другим государствам, не имеет особого значения, если великие державы договорятся. Надо лишь вернуть России статус великой империи и ни в коем случае не продавать Аляску. — Согласен с вами: принимаем всемерные усилия к наведению мостков к англичанам.
— Они будут нашими верными союзниками, ваше сиятельство, — поклонился Сухтелен. — Но только пока им это выгодно.
Проводивши его, я стал прикидывать, сколько денег надобно на претворение в жизнь предложенного Амосовым и Сухтеленом. Как всегда — не хватает капитала. Пестель опустошил казну до донышка и напечатал кучу рублёвых никчёмных бумажек. Выхода нет, за неименьем золотого запаса придётся звать иностранные деньги, обещая концессии, продавая земельные угодья европейским толстосумам. Задорого не предложишь, ибо в стране, где нет ещё устойчивости и спокойствия, да армия слаба для защиты от внешних напастей, велика опасность потерять вложенное. Но под лежачий камень вода не течёт. Оттого — шпаги вон и на врага вперёд, как в двенадцатом году!
Глава 10
Дверь из приёмной премьерского кабинета открылась, чтобы впустить гостью, возвещавшую о своём приближении шуршанием длинных юбок.
— Ваше высокопревосходительство!
Прекрасная вдова исполнила книксен на европейский лад и замерла с чуть опущенной головкой, слегка прикрыв глаза длинными ресницами.
— Дорогая Юлия Осиповна! Не надо без конца повторять про высокопревосходительство. Эти слова я слышу каждый Божий день и прекрасно выучил, на какой должности тружусь.
О! не обманывайся, сердце, О! призраки, не увлекайте!..Нас цепь угрюмых должностейОпутывает неразрывно.
Продекламировав Грибоедова, снова располневший Павел Николаевич жестом услал адъютанта, подвижным шариком выкатился из-за стола и приник губами к тончайшей перчатке, не скрывавшей сладостную мягкость женской руки.
— Искренне сожалею, что не бывал в шишковском доме, проезжая через Москву, да и ныне недосуг: взвалил на себя непосильные хлопоты. Говорят, у вас собирался цвет московского общества — писатели, поэты?
— Смотря кого считать цветом, а кого сорняками, ваше высокопревосходительство. Иные больше ценят происхождение от Рюрика, а не писательские таланты.
— Вот! Опять вы меня обижаете. Не по чинам зовите, а просто Павел Николаевич. Известно же, купеческого мы племени, ваше родовое дерево по польской линии куда древнее и почётнее. Присаживайтесь, не чинитесь. Приказать чаю?
— Спасибо, Павел Николаевич. Только неловко мне от державных дел отрывать, да в самый разгар дня.
— Отчего же? — легкомысленно заявил Демидов, с откровенным удовольствием разглядывая гостью. — Их все не переделаешь. Да и Бог знает, какие важнее. Аврора нас покинула, да и брак неудачен: Господь не подарил нам ребёнка.
Павел остановился напротив кресла, в которое усадил Шишкову, заполнив панораму перед ней своим массивным телом.
— Тогда вы замечательно поймёте меня. Осенью двадцать восемь исполнится, а с престарелым мужем, увы, тоже детей не случилось.
Глаза Демидова заинтересованно блеснули под линзами.
— Оттого припадаю к вашим ногам, — продолжила вдова совершенно не в том направлении, которое ожидал тот. — Подпишите помилование Строганова. Когда он вернётся из ссылки, боюсь — поздно уже будет думать о детях.
«Ай да Пушкин, ай да сукин сын. Как же, долгая печаль не в природе человеческой… Знаток! Самого, небось, дамы тоже вокруг пальца обводят». Спрятав эту неприятную мыслишку поглубже, Демидов развёл пухлые ручки.
— Дорогая Юлия Осиповна, рад бы помочь, да не всесилен я. Лишь месяцы прошли, не могу бередить неуспокоенную память народную о К.Г.Б. и Расправном Благочинии. На беду, после усопших Пестеля и Бенкендорфа ваш Александр Павлович — живое олицетворение прошлых несчастий. Вы же знаете, как неспокойно в обеих столицах, семьи обиженных взывают об отмщении.