— Поздравляю, господа! — радостно заявил Паскевич. — Победа одержана с малыми потерями, меньше десяти тысяч убитыми и ранеными. Захвачена турецкая артиллерия, припасы и обоз, армия противника рассеяна. Частности обсудим потом, а теперь считаю своим долгом сообщить: все полки, бригады и дивизии действовали отменно. Мы остановили османское наступление!
Естественно, битва сложилась не по плану, с досадными, но допустимыми от него отклонениями. Разделённая надвое артиллерия выполнила генеральную задачу. Бронеходы и расположившиеся за ними батареи перемололи турецкие пушки. Главное — Паскевич угадал, что Девлет Гирей предпримет охватывающий манёвр справа от русского центра. Там выстроилась вторая часть артиллерии, а прикрывавшая её инфантерия встретила османскую конницу дружными залпами; до штыков не дошло. Расстроенное шквальной пальбой турецкое войско дрогнуло и под натиском русской кавалерии побежало — изрядная часть западнее к Днепру, где казачий резерв снял кровавый урожай. Остальные повернули обратно к Перекопу, через безводную выжженную степь, положившись на милость Аллаха.
Военный совет, окончившийся решением дать краткий отдых войскам, плавно перетёк в иной вид собрания, когда командующий позволил открыть запасы с вином. Праздновали, а в лазаретах умирали раненые, упокоенных собирали в большие братские могилы, дабы вскорости похоронить. Так заведено у магометан, и сие разумно без различия от вероисповедания, ибо под ярким солнцем разложение начинается быстро.
На следующий день командующий беседовал с генералами по отдельности, уделил время и мне.
— Благодарю и хвалю, Платон Сергееич! Наслышан о мужестве, когда не побрезговали лично поучаствовать в рукопашной. Только вот — мне иное обещали. А погибли бы? Война продолжается, рекрутов ещё пришлют, но с боевыми генералами — беда… Как там наш жандарм?
— Уцелел, ни царапины. Тоже рубился в рукопашной. Как бронеходы двинулись, да пылюка поднялась, всякая связь пропала. А что глупости говорят: «вдохновил примером» — не верьте. В той грязи солдат с генералом на одно лицо, да и видели меня только защитники ближайшего бронехода.
— Не скажите, скромный вы наш. Слава после боя работает, солдаты за вами хоть в пекло готовы. Как же — генерал и боевую задачу выполнил, и не струсил рубиться на переднем крае, и выжить сумел. Виват!
— Воля ваша оценивать мои деяния столь лестно, Иван Фёдорович. Однако про новое пекло расскажите подробнее.
— Э, нет! Вы, Платон Сергеевич, вчера изрядно рисковали, ваш ангел-хранитель устал. Понимаю-понимаю, — генерал выставил вперёд ладонь. — Никак не угомонитесь?
— Так война не закончена. Угомонимся потом, если нас прежде османы не угомонят. Коли нужно, Иван Фёдорович, отправьте меня на самое горячее место в следующей баталии. Вчера не подвёл, и дальше не оплошаю.
— Не знаю, что и сказать, — Паскевич чуть пожал плечами, отчего дрогнули золотые шнуры на эполетах. — Разве десант за Перекоп, но это чистое душегубство, граф.
— Или то, что у меня лучше всего выходило в двенадцатом — кусать врага в спину в его тылу. Не томите, ваше высокопревосходительство. Если требуется с моря высадиться в тылу у осман — так тому и быть. Только флот их силён, пустит ли к крымскому берегу?
— Моряки обещают для турок la surprise приготовить и переправу наладить, но опасность останется велика. Прошу об одном — уцелейте, граф. Война окончится, почту за честь назвать вас другом.
Пока совещались генералы, в степи появились курганы из песка. Татарин из пленных, заявивший о духовном звании, что-то заунывно затянул у могилы соплеменников; в полуверсте батюшка отпевал православных. Армия отдыхала, а мне на память пришли лермонтовские строки:
Очередная посевная наметилась на две сотни вёрст южнее, недели через полторы после битвы у Днепра. Она началась с крика вахтенного матроса линейного корабля «Бейлербей Хасан», увидевшего паруса на юго-западе, где Каркинитский залив соединяет свои воды с открытым Чёрным морем.
Эскадра, включавшая кроме флагмана три линейных фрегата и корвет, перекрыла Крымский берег Перекопского залива, дабы воспрепятствовать высадке русских в тылу крепостного вала Ор-Капы. Слух о разгроме достиг этих мест через двое суток, принесённый уцелевшими янычарами, что осилили обратный переход в Крым, и никак боевого духа не поднял.