— Вы меня подозреваете? Досадно, но таков ваш долг, поэтому я не в обиде и охотно отвечу на все вопросы. Вечером, когда злоумышленники грабили Шпенглербанк, я наслаждался оперой «Волшебная флейта». В театре встретил знакомых, они могут подтвердить. Верите ли, полковник, к концу первого действия разболелась голова, словно от дурного предчувствия. О том, что оно оправдалось, узнал из газеты. Скорблю по вашим погибшим, но и утрата денег для меня весьма неприятна, будем откровенны. В Пешт я выезжал рано утром по делам, ни от кого не скрываясь. Наверное, опекуны задремали, вы не допускаете такую возможность? Касательно покушения на эрцгерцога должен признаться — у меня alibi нет.
— Приметы убийцы не совпадают с вашими. Что же касается главаря грабителей, есть сведения, что он высокого роста, говорит по-французски и всегда носит маску.
— Вылитый я. Или любой из миллиона высоких французов.
— Пожалуй. Ещё есть сведения о Иссаке Соломоне, с коим вы якшались, он бесследно исчез, и Моисее Кацмане по кличке Халбьюдиш.
— Тоже исчез?
— Найден под мостом через Дунай с проломленным черепом и стреляной раной в плече. Если арестуем кого-то из его банды — только поквитаемся за убитых товарищей. Об истинном главаре они вряд ли осведомлены. Тем паче иудеи крайне неохотно помогают полиции и не признаются даже при самых бесспорных уликах.
Фон Шварц аж ладони развёл, показывая — что возьмёшь с христопродавцев. Но в его открытом жесте почувствовалась некоторая фальшь. Быть может, он полагал, что бандита нашли жандармы и уже отомстили. Что же думал барон на самом деле, осталось для меня загадкой — душа высокопоставленного полицейского довольно темна и непознаваема.
— Можем считать, вы меня вызвали как пострадавшего в деле Шпенглербанка? — я намекнул, что пора ставить точки над i.
— Да. Но на всякий случай прошу вас не покидать Вену до окончания расследования.
— Увы, полковник, мне необходимо в Зальцбург.
— Зачем?
— Во-первых, истребовать у головного банка возмещение потерь. Во-вторых, цена самого банка упала до весьма заманчивой суммы, грех не воспользоваться шансом вложить немного денег в империю. Так что если я не арестован и не получаю официального обвинения, разрешите откланяться. Дней через десять вернусь — и всецело к вашим услугам.
— Ауфидерзейн, — сдался жандарм.
Ему несколько полегчало. Пусть лучше оба преступления останутся нераскрытыми, со временем найдётся на кого их повесить, нежели всплывёт связь между ним и главарём злоумышленников. Посему подозрения подозрениями, а очень хорошо, что у Трошкина есть толковый ответ на щекотливые вопросы.
Разумеется, я не торопился с покупкой банка. Цена подобных активов падает в связи с неуспешной войной. Национальное восстание усугубит положение.
Мои прогнозы оправдались. Вслед за мадьярами поднялись южные славянские земли, полыхнуло в Богемии. Объявленное столкновение с Россией позже назовут «войной, коей не было», ибо после грозного бряцанья оружием канцлер Меттерних бросил армию исключительно на обуздание внутренних беспорядков, о боях за пределами страны уж и речи не шло.
Пруссаки, возлагавшие немалые надежды на австрийское участие в кампании против русских, сочли Меттерниха предателем. Не будь достигнута договорённость с империей Габсбургов, они воздержались бы от резких слов в адрес восточного соседа, несмотря на первые вооружённые столкновения с русскими частями, достаточные для casus belli (19).
(19) Юридический повод к войне (лат.)
Бронеходные, кавалерийские и артиллерийские части, а также матушка-пехота вошли на польские земли и приблизились к рубежам Восточной части Пруссии, развёл пары и поднял паруса Балтийский флот. Влади́слав Понятовский прислал гонца из окружённой Варшавы, что согласен на русские условия возрождения Речи Посполитой, пусть и в составе империи.
Грядущая война ждала своих героев, я не желал им быть. История с ограблением банка и подстрекательством мадьярского восстания столь нечистоплотна, что и в ипостаси «герра Трошкина», и под истинным именем мне лучше не признаваться в причастности.
Уезжал из Австрии с грустью, не скрою. Страна Моцарта и Штрауса не может не вызвать привязанности. Австрийская музыка XIX века велика в той же мере, как и русская поэзия.
Но опасность войны между Австрией и Россией не оставила мне выбора. Я многократно повторял внутри себя: разразись такая война, австрийцы гибли бы десятками, если не сотнями тысяч, не только русские. Так что смерть двух жандармов и одного уголовника — не столь великая цена.