Отец молча кивает. Он такой уставший в последнее время, Светлана опять его обнимает.
Папа, как всегда, выкурив сигарету после ужина, ушёл на работу. Ему нужно было быть на работе к девяти, но он уходил в половине восьмого. Света смотрела на него из окна. Папа ходит медленно, без костылей ноги его почти не слушаются, он без них только стоять может, поэтому даже до остановки на проспект Гагарина, до которой Света добежит за минуту, ему приходится идти минут пятнадцать.
Поглядев, как отец скрылся за углом, девочка подошла к матери, уже который раз за день, пожала ей руку и сказала:
— Папу я накормила, картошку жарила. Он на работу пошёл.
Кажется, мама ответила ей движением зрачков под веками.
Света села в кресло рядом с матерью, включила телевизор. Всё было, как всегда. Братья ругались за компьютером в своей комнате. Встать, пойти подзатыльников раздать? Нет, она сидит и нажимает кнопки на пульте, даже не пытаясь понять, что по какому каналу идёт. Если быть честной, то ей было… немного страшно. А если быть ещё честнее, то и не немного. Когда она бежала от медузы, она не испытывала страха, ей было не до того, а вот после и сейчас… да, страх был весьма реальный. Он перемешивался с чувством беспокойства и неотвратимостью нового испытания. Что уж там, она заметно тревожилась и отдавала себе в этом отчёт. Аж руки вспотели. Совсем как перед ответственным забегом когда-то. Но к соревнованиям она готовилась, готовилась серьёзно. Точно! Сейчас она думала о том, что ей надо подготовиться. Если этой ночью она снова окажется в этом сне, то ей нужно быть готовой. Очень, очень не хотелось Светлане снова оказаться там, но почему-то у неё не было и намёка на сомнение, что она сегодня снова увидит вязкий желтоватый туман, а потом и обжигающее солнце.
«Да, нужно приготовиться ко сну».
Как забавно это прозвучало. Только вот смешным это ей не показалось. Она встала, бросила на кресло пульт и, оставив маму, пошла к кладовке, где лежали её вещи. Вытащила свой беговой костюм, в котором бегала в непогоду. Кроссовки, старые, совсем рваные, но это лучше, чем босиком. Те, что ещё можно было носить в школу, было жалко, мало ли что. Она вернулась к маме в комнату и разложила костюм с обувью на полу. Осмотрела всё и стала мерить. Конечно, всё оказалось ей мало. И куртка узка, и брюки коротки, и кроссовки — пальцы впритык, она за год заметно подросла. Но ничего другого у неё не было. И пусть, перед кем ей, перед медузами красоваться или перед крикунами? Немного неудобно, но будь на ней кроссовки, даже эти рваные, серебряный мох ей ногу не раскровянил бы. Она чуть-чуть постояла, подумала. Точно! Ей нужно оружие. Пошла, как была, в костюме, на кухню, там был большой нож для резки мяса, но Светлана им не пользовалась, он казался неудобным. А вот теперь он ей как раз подходил. Ещё она нашла в столе кусок капронового шнура, тоже может пригодиться. И её опять осенило! Она пошла в кладовку и нашла папин ящик с инструментом. Там был молоток с красной резиновой ручкой и с загибом-гвоздодёром, он с детства казался ей страшным. Она взяла его в руку. Он был удобен, и теперь он не казался ей таким тяжёлым, как раньше. Светлана решила взять его с собой. Задвинула инструменты на полку и подумала, что ей ещё может потребоваться зажигалка. У папы их было много. Она пошла в его комнату со всем, что нашла, и с ножом, и с молотком, а тут как раз позвонили в домофон. Девочка выбирала зажигалку из тех, что лежали на тумбочке у папиной кровати, а домофон тем временем разрывался. Света, разозлилась, схватила зажигалку и выскочила в коридор.
— Мелкие уродцы, вы, что, не можете открыть?
Братья, только что шумевшие, почти дравшиеся, теперь притихли, но от компьютера не оторвались, только смотрели на неё чуть удивлённо. Света открыла дверь, ну конечно же, это пришла Иванова, чтобы заступить на дежурство возле мамы на ночь.
Девочка влетела в комнату к братьям, отобрала у одного из них мышку.
— Что, тяжело оторваться от этой фигни?! — говорит она зло. Даже не говорит, а орёт. — Никто не может встать открыть дверь сиделке? А? Всё я должна делать?
Мальчики молчат. Она обычно позволяла им сидеть до десяти, но тут злость, а ещё больше волнение у неё разыгрались:
— Чистить зубы и спать! Быстро! — снова кричит она.
— Мы ещё молоко не пили, — напоминает Максим.
— Пошли на кухню, быстро попили и чистить зубы.
Она подзатыльниками и пинками гонит братьев на кухню, наливает им молока, даёт по одному прянику. Братья торопятся, пьют, едят, а сами смотрят на неё поверх стаканов, видят, что она в беговом костюме, с ножом и молотком в руках. Макс делает брату замысловатый знак, Колька понимает его без слов и спрашивает: