Обед оказался таким же восхитительно вкусным, как и недавняя манная каша: наваристый жирный борщ, легкое воздушное пюре и котлеты. Вдобавок ко всему на третье был клюквенный кисель, кисло-сладкий, с плавающими на поверхности розовыми шкурками от ягод.
По дороге из столовой меня окликнули:
– Василиса, постой-ка.
Я обернулась. Позади стояла Анфиса Петровна, в темном глухом свитере под самое горло и длинной, тоже темной, старомодной юбке. Волосы ее были собраны на макушке в тяжелый тугой узел.
– Нам с тобой надо подобрать одежду и обувь. – Она окинула озабоченным взглядом мою мосластую фигуру. – Пойдем.
Анфиса Петровна свела меня вниз по лестнице в кладовку. Это была довольно большая комната, полная разнообразных коробок и чемоданов. У стен стояли длинные вешалки, и на них были аккуратно, как в магазине, развешаны платья, юбки, брюки, а также пальто и куртки.
– Повернись-ка, – приказала воспитательница. Я послушно встала к ней боком, затем спиной. – Ой, какая худышка! Да тебе одежка нужна на восьмилетнюю, а то и еще меньше. – Анфиса Петровна ласково тронула меня за плечо. – Ты-то ведь постарше будешь? Сколько тебе?
– Десять. Скоро одиннадцать.
– Ну ничего. – Она ободряюще улыбнулась. – Мы тебя откормим. На вот, примерь это. – Ее руки ловко и проворно стащили с вешалки одно из платьев, трикотажное, синее, в тонкую белую полоску. – Не стесняйся.
Я сняла свою штопаную водолазку и натянула то, что велела воспитательница. Платье было совершенно новым, мягкая ткань с теплым ворсом приятно облегала тело.
– Тебе хорошо. – Анфиса Петровна одобрительно кивнула. – Это будет домашнее. А для учебы вон то. – Она вытащила из коробки модную кофточку и приталенный джинсовый сарафан. – Как, нравится?
Я даже ответить не смогла, только кивнула, с восторгом глядя на красивую, чистенькую одежду. Как в сказке о Золушке, которую мне давным-давно читала Макаровна! А Анфиса Петровна и есть та самая фея-крестная.
Видно, физиономия у меня сделалась презабавная – воспитательница снова улыбнулась, потрепала меня по щеке и мягко проговорила:
– Ты меряй, меряй, вдруг не подойдет. Я тогда заменю. – Она помолчала немного, покусывая губы, а потом произнесла, понизив голос: – Как ты на Валюшку мою похожа, одно лицо, ей-богу. И возраст такой же… – Она хотела что-то добавить, но внезапно, точно захлебнулась воздухом, сделала судорожный вдох, махнула рукой и отвернулась к маленькому низкому окошку.
Я ощутила неловкость. Мне показалось, Анфиса Петровна плачет и хочет скрыть это от меня. Но нет: она обернулась, и лицо у нее было совершенно сухим и спокойным.
– Забирай одежду и ступай к себе, – проговорила она все так же мягко и ласково, – сейчас у нас тихий час, ложись, отдохни. А после полдника можешь заняться чем хочешь, почитать, поиграть. Игровая на третьем этаже, попроси девочек, они тебе покажут. Ты в какой палате?
– В пятой.
Воспитательница нахмурилась.
– Это где Караваева и Слуцкая, – произнесла она вполголоса, словно обращаясь к самой себе, – хорошая компания, ничего не скажешь!
Было абсолютно ясно, что ни Света, ни Марина не пользуются любовью Анфисы Петровны.
– Ладно, – она коротко вздохнула, – надо будет переселить тебя при первой возможности, да только сделать это непросто, от нас редко уезжают. Ты вот что, Василиса: будут обижать – не стыдись, жалуйся. Мне, Жанне, Анне Николаевне – это другая воспитательница. Поняла? – Выражение ее лица сделалось суровым и требовательным.
– Да.
– Ну, иди тогда.
Я сгребла в охапку ворох вещей и вышла из кладовки.
Знакомый трехцветный кот был снова на месте, лежал себе, развалившись на коврике, и щурил на меня зеленые глаза. Я решила, что принесу ему с ужина что-нибудь вкусненькое.
Не очень-то мне хотелось возвращаться в палату, особенно после слов Анфисы Петровны о моих соседках. Однако делать было нечего, и я, прижимая к себе новые вещи, снова взобралась на второй этаж, прошла узкий коридор и толкнула дверь с табличкой «5».
К моей радости, на меня больше никто не обратил внимания. Светка лежала на покрывале и лениво листала какую-то растрепанную книжонку, Марина, сидя в коляске, старательно расчесывала щеткой длинные волнистые волосы. Обе молчали.
На ближней к двери кровати сидела еще одна девчонка, с узеньким мышиным личиком и маленькими, испуганно бегающими глазками. В руках у нее был засаленный газетный кулек. Девочка вороватыми, суетливыми движениями доставала семечки, лузгала их с хрустом, а шелуху сплевывала в стакан, стоящий на тумбочке.
– Здравствуй, – поздоровалась я с ней. Она ничего не ответила, глянула затравленно и боязливо и снова полезла в кулек.