Впервые я посетила класс примерно через неделю после своего поступления в интернат. Шел урок русского языка.
В комнате занималось сразу два класса, третий и четвертый, в каждом было человек по десять, не больше – число интернатских воспитанников не превышало сотню.
Третьеклассники располагались в левом ряду, четвероклассники в правом. Доска тоже разделялась надвое: слева было написано одно задание, справа другое. Посередине класса ходила молодая симпатичная учительница и поглядывала попеременно в каждую тетрадку.
Узнав, сколько мне лет, она отправила меня в правый ряд, как раз в тот, где находился Влад. Я тупо глядела на доску и не понимала ровным счетом ничего. Читать я умела благодаря Макаровне, давным-давно научившей меня складывать буквы в слоги. Но вот все остальное…
Из своего недолгого опыта учебы в первом классе я смутно помнила про существительные и прилагательные, этим мои знания и ограничивались.
Минут пять я провела в созерцании написанного на доске задания, покусывая кончик выданной мне шариковой ручки. Влад, почувствовавший, что дело неладно, обернулся со своей парты-конторки и попытался было что-то втолковать мне, но тут подоспела учительница.
– Сушкин, смотри в свою тетрадь, – посоветовала она, – мы с Василисой сами разберемся. Верно?
Я вяло кивнула.
– Что тебе не ясно? – с улыбкой спросила русичка.
– Все.
Столь лаконичный ответ ее немного обескуражил.
– Как это «все»? – не поверила она. – Например, «подчеркнуть подлежащее и сказуемое» – разве это так сложно? Вы что, не проходили этого в школе?
– Я… не ходила в школу, – еле слышно пробормотала я.
– Не ходила? – вконец растерялась учительница. – Но… как же? – Она поняла, что сказала лишнее, залилась румянцем и принялась суматошно и сбивчиво объяснять: – Вот, смотри. Главные члены предложения отвечают на вопросы «кто, что?» и «что делает, что сделал?». Ясно?
– Да.
– Тогда задавай вопросы.
Я молчала, уставившись взглядом в столешницу конторки, местами выщербленную и покрытую трещинками.
Русичка предприняла еще одну попытку, окончившуюся с тем же успехом. Класс постепенно оживал, послышался громкий шепот, приглушенный смех, над рядами пролетел комочек жеваной бумаги.
– Вот что, – учительница беспомощно обернулась, – сейчас мне нужно вести урок. Давай я позанимаюсь с тобой отдельно, после всех. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась я.
Когда она отошла, снова обернулся Влад.
– Ты чего? Расстроилась? – Он беззубо улыбнулся.
– Да так, – призналась я.
– Ерунда! – Он уверенно махнул рукой. – Какой-то там русский язык! Нагонишь. Вот с математикой будет сложнее.
С математикой действительно оказалось сложнее, хотя и русский отныне стал для меня непостижимой задачей. Учителя занимались со мной отдельно, оставляя в классе после уроков, в свободное время я пыталась упражняться сама с помощью Влада и Жанны, – но все было безуспешно.
Иногда от сознания собственной тупости и никчемности я готова была залезть на стенку. Просидев над очередным примером сорок минут и так и не решив его, я хватала тетрадь и со всего маху швыряла ее на пол. Мне страстно хотелось растоптать тетрадь ногами, оставить от нее мелкие клочки, я еле сдерживалась.
В таких случаях Влад, неизменно находящийся поблизости, нагибался, как ни в чем не бывало поднимал тетрадку, бережно расправлял замявшиеся листы и клал ее обратно на стол. При этом он ничего не говорил, только осуждающе качал головой.
Мне тут же становилось стыдно, я углублялась в злополучный пример и честно корпела над ним еще полчаса, пока сжалившийся надо мной Влад не решал его за меня от начала до конца.
Иногда за моими мытарствами наблюдала Анфиса. Она подходила, тихонько ступая, и подолгу стояла за спиной, глядя через мое плечо в тетрадный лист. Потом так же тихо отходила прочь, никак не комментируя происходящее.
Так продолжалось примерно с месяц, пока однажды не случилось чудо.
Шел урок математики. Вел его любимый всеми Герман Львович, высокий, плечистый добродушный дядечка с круглой блестящей лысиной, которую он время от времени любил протирать аккуратно сложенным вдвое носовым платочком.
Весь четвертый класс решал уравнения, в то время как я заучивала таблицу умножения на восемь и девять. Уравнения для меня были китайской премудростью, и потому учитель решил загрузить меня посильным заданием, чтобы я не тратила время впустую и вынесла из урока хоть что-нибудь полезное.
Зажмурившись, чтобы не отвлекаться, я старательно твердила про себя: «Восемью семь – пятьдесят шесть, восемью восемь – шестьдесят четыре, восемью девять…»