А следователь начал спрашивать её о… о монете. О той самой золотой монете, которую они с Владом носили продавать барыге-наркоторговцу. Хорошо, что она уже всё рассказала папе про монеты, хотя теперь ей пришлось врать о том, как и где она её нашла. Где нашла, а когда, а кто-нибудь это видел? О других монетах, конечно же, Светлане хватило ума следователю не рассказывать, «я нашла всего одну монету». Но и тому, что она говорила, кажется, этот молодой полицейский не очень-то верил, он по нескольку раз переспрашивал одно и то же, словно уже через пару минут забывал то, что она ему недавно сказала. И особенно его интересовал случай с барыгой Валяем. Как она туда попала, кто и что говорил, кто и как начал потасовку? Всё, всё, всё это интересовало следователя. Он, задав один и тот же вопрос два, а иногда и три раза, ответы девочки записывал в протокол.
Беседа, а на самом деле форменный допрос, продлилась почти час и закончилась, когда папа Светланы сказал, что, пожалуй, пора заканчивать. Соколовский нехотя согласился. Но тут же заверил, что это ещё не конец и что он ещё вызовет Светлану на беседу. А когда они вышли из кабинета, девочка увидела её. Мать Пахома никуда не ушла, она стояла у окна, ждала. Ждала Светлану. Она сразу пошла к ним и поздоровалась:
— Здравствуйте, — она едва сдерживается, чтобы не разрыдаться, — вы папа Светланы?
— Угу, да, — папа немного смущён, — здравствуйте.
— Я немного знаю вашу дочь, — продолжает Анна Владимировна. — Она очень хорошая девочка, Светочка серьёзно спортом занимается, я была так рада, что Владик с нею подружился, у него были не очень хорошие друзья и подруги, и тут вдруг она, — мама Влада обнимает Свету за плечи, она начинает плакать. — Я знаю, что это всё из-за него, знаю, что это он втянул тебя в эти ужасные дела… Ужасные дела…, — она достаёт платок, начинает вытирать и так уже опухшие глаза.
«Я знаю, что это всё из-за него, знаю». Светлана тоже начинает шмыгать носом, и в её глазах тоже появляются слёзы. Ей жалко маму Влада, жалко его самого, она не сдерживается, подходит и обнимает Анну Владимировну, а та сразу обнимает её, обнимает так, как будто Света ей близка. Они обе плачут, и мама Влада говорит:
— Светочка, я вас прошу, помогите найти этих подонков, этих… которые это сделали с Владом, я понимаю, что для вас следствие вещь неприятная, но умоляю вас, помогите следователю.
— Я обещаю вам, — говорит Светлана, она освободилась из объятий Анны Владимировны и рукой вытерла слёзы. — Я сделаю всё, что нужно. Эти уроды ответят за Владика.
Она сказала это с такой неожиданной твёрдостью, что и папа, и мама Влада это заметили.
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 10
Они проехали две остановки на маршрутке, дорого, конечно, но иначе Андрею Сергеевичу Фомину пришлось бы долго прыгать на костылях от отделения полиции до дома. Надо ещё учесть, что он пришёл в полицию после суточного дежурства. В общем, пришлось потратиться. Они вышли из автобуса почти напротив дома.
— Светка, — он старался быть с нею ласковым, у девчонки и так жизнь складывалась не очень радостная, — ты сходи в школу.
— Па…, — Светлана надеялась, что сегодня ей удастся от школы отмазаться. — Дома и еды нет.
— Свет, ну хоть на пару уроков, — он не требовал, он уговаривал её, — чтобы учителя не забывали, как ты выглядишь. А после забежишь в магазин, купишь всё и приготовишь еду. А я пока чай попью.
— Ладно, па, — Свете очень не хотелось идти в школу, но отказывать отцу она ещё не научилась. — Но только на два урока.
— Договорились. Давай-давай, беги.
Дочка ушла. Одна, без отца-инвалида, ходила она очень быстро. А офицер — после аварии уже в отставке — Андрей Сергеевич Фомин направился домой. От остановки до дома ему нужно было пройти двести метров по Фрунзе, а потом свернуть налево, и ещё триста метров, и там, отпустив сиделку, можно будет, заварив чай, выпить таблетку, сесть в кресло и вытянуть ноги, расслабиться и подремать возле жены, подождать, пока придёт дочь и накормит его. Настроение у него было неплохое, это несмотря на то, что ему было по-настоящему жаль этого долговязого парня Влада, друга дочери. Да, жаль по-настоящему, но вчера он полностью закрыл кредит за медицинское оборудование, и теперь у него остался только платёж по судебному решению. Андрей Сергеевич шёл домой и считал в уме, он прикидывал, что его пенсия и большая пенсия на жену плюс две его работы запросто покроют все месячные траты семьи, что ему теперь не придётся больше занимать деньги. А может быть, он даже реже будет ходить на резку. Да, и тогда он сможет больше отдыхать, может, тогда и ноги у него будут болеть меньше, и он сможет обходиться без таблеток. Может быть, он даже потолстеет. Фомин даже улыбнулся. Неплохо было бы, а то ему страшно было смотреть на себя в зеркало, одни мослы. Торчат во все стороны. Ужас. А ведь раньше он был спортсменом и неплохим альпинистом. Жена ревновала.