Джорджу Уотерсу и его соратникам из ДСО были должным образом предъявлены обвинения и заключены под стражу. Их судили и признали виновными. Уотерс-младший получил шестнадцатилетний тюремный срок за хранение огнестрельного оружия с намерением подвергнуть опасности жизнь. К этому был добавлен шестилетний срок за нападение на 15-летнего мальчика, который должен был быть вынесен последовательно, что составило в общей сложности 22 года тюремного заключения для Уотерса. Мне было очень приятно с профессиональной точки зрения узнать, что в результате наших усилий он как таковой был удален из общества. Однако он был освобожден по условиям соглашения Страстной пятницы, отсидев всего четыре года.
Глава 17
Слишком серьезно
С тех пор как в 1995 году был осужден крестный отец лоялистов группировки «Борцов за свободу Ольстера» Джонни «Бешеный пес» Адэр, мы с Ребеккой жили под серьезной и постоянной угрозой нападения террористов из БСО. Второе заявление о доказательствах, которое я сделал, чтобы поддержать дело Короны, решило судьбу Адэра. Адэр прочитал между строк: он не хотел, чтобы я давал показания против него в Королевском суде Белфаста перед битком набитой галереей людей из БСО. То же самое второе заявление также изменило его восприятие моей роли в его падении: теперь он рассматривал мое участие в его деле уже не как чисто профессиональное, а как мотивированное какой-то личной целью.
Склонность Адэра затаивать обиду до тех пор, пока он не сможет отомстить своему предполагаемому врагу, была легендарной. Поэтому я знал, что если он когда-нибудь выйдет из тюрьмы, он придет за мной. Но это был 1995 год, и Адэр только что был приговорен к 16-летнему тюремному заключению. Я должен был уйти на пенсию за день до своего 57-летия, 16 апреля 2007 года. Я думал, что буду давно мертв и забыт, прежде чем он снова сможет представлять для меня угрозу. Как я был неправ.
Адэр достаточно вчитался в оба моих заявления, чтобы понять, что я мог бы продемонстрировать суду, что он изобличил себя, так часто сбиваясь с толку, что выглядел бы полным дураком. Тревор и я знали, что он не боялся какого-либо другого аспекта доказательств, представленных против него. Он понял, что к тому времени, когда я закончу с ним, БСО даже не даст ему работу по мытью посуды. Он признал себя виновным в руководстве террористами и благополучно отправился в тюрьму на шестнадцать лет. Я не был в суде. Мои власти придерживались мнения, что мое присутствие в зале суда вызовет беспорядки. Адэр выкрикивал оскорбления по отношению ко мне со скамьи подсудимых. Он не оставил полиции никаких сомнений в том, что добрые люди из роты «С» «разберутся со мной». У меня не было никаких иллюзий относительно того, что именно он имел в виду под этим. Меры безопасности в нашем доме были пересмотрены и обновлены.
Не я договаривался о политических рамках, которые должны были быть созданы правительством в результате Соглашения Страстной пятницы. Это были рамки, которые полностью противоречили всему, что я считал законным или пристойным, и привели к освобождению Джонни Адэра и сотен подобных ему террористов. Политические решения исполнительной власти заменили бы взвешенные судебные приговоры. Террористы с обеих сторон политического раскола, отбывавшие очень длительные сроки заключения, волна за волной выходили на улицы Северной Ирландии в попытке смазать колеса поезда, который должен был называться Соглашением Страстной пятницы.
Политики должны были обхаживать террористов как из республиканского, так и из лоялистского лагерей в попытке приучить их к демократической политике. Демократия и верховенство закона должны были быть вывернуты наизнанку, чтобы облегчить этот причудливый процесс. Все ожидали, что это приведет к миру. Это не принесло мира. Это привело только к прекращению огня. Существует огромная разница между истинным миром и прекращением огня. Спросите любого бывалого солдата. Враг наиболее опасен, когда его пушки молчат.
Когда Адера выпустили на улицы в 1999 году, он немедленно приступил к перегруппировке своей старой роты «С». Свидетельством силы его влияния является то, что он только что вышел из тюрьмы и восстановил контроль над ротой «С». Но у него не было войны, на которую он мог бы вернуться. Он не мог использовать своих людей для совершения нападений на католиков таким же образом, как он делал это до своего заключения. Поэтому он переключил свои интересы на торговлю наркотиками и проституцию. Источники регулярно сообщали нам о его преступной деятельности. Затем он нарушил золотое правило и начал употреблять наркотики, которыми торговал вразнос. Он стал параноиком. Он никому не доверял. Он набросился на своих бывших близких друзей и соратников и вытурил их с Шенкилл-роуд.
Я знала, что это был только вопрос времени, когда он вспомнит обо мне. Он всегда собирался преследовать меня, чтобы отомстить мне за то, что я посадил его в тюрьму в 1995 году. Наши источники в его группе были настолько хорошо осведомлены, что нам стало известно о его намерениях совершить нападение на мой дом. Но мы не знали точно, какую форму примет атака и когда она произойдет.
История слишком наглядно показала нам, что, если Адэр испытывал к кому-либо личную неприязнь, он неизменно посылал одного из своих закадычных друзей, чтобы тот запустил в них самодельную бомбу или напал с оружием. Во время одного из таких нападений самодельная бомба, брошенная БСО в дом на Ормо-роуд, упала внутри рядом с детской кроваткой, в которой спал младенец. Этой бедной семье очень повезло: чудесным образом они остались невредимыми. Подобное нападение было бы достаточно травмирующим, но мне повезло больше, чем большинству людей, живущих под такой угрозой, потому что мой дом был полностью бронирован и защищен. Адэр знал, что в моем доме были приняты изощренные меры безопасности. Он предположил, что они, вероятно, сорвут любую попытку БСО добраться до меня таким образом. Мы знали, что он ломал голову, чтобы найти способ отомстить мне. Один очень высокопоставленный источник сообщил старшему офицеру полиции, что Адэр не мог уснуть из-за того, что пытался придумать еще один план против меня.
К моим личным трудностям добавилось то, что постоянно меняющаяся политическая обстановка в Северной Ирландии, которая привела к освобождению преступников, подобных Адэру, фактически запретила нам арестовывать и допрашивать его в связи с нашими разведданными способом, который был бы нормальным до подписания Соглашения Страстной пятницы. Было важно, чтобы никто не видел, как мы раскачиваем лодку. Арестовать Адэра означало рисковать оттолкнуть «Ассоциацию обороны Ольстера». Она была и остается крупнейшим лоялистским полувоенным формированием, существовавшим в провинции. Мне казалось, что наша полиция была совершенно бессильна. Мы не должны были делать ничего, что могло бы опрокинуть тележку с яблоками. Дело было не в том, что не было никаких арестов. Это просто означало, что каждое ходатайство об аресте или проведении обыска рассматривалось в мельчайших деталях. Если бы существовал хоть малейший шанс, что это будет иметь какие-либо политические последствия, ответ неизменно был отрицательным.
Соображения политической стабильности намного перевешивали любые мелкие личные трудности, которые могли у меня возникнуть, такие как угроза внезапной смерти от рук этого придурка. Нам сообщили, что даже само будущее полиции оказалось под угрозой. Наше правительство потеряло память. Мы больше не были уважаемой полицией, больше не пользовались высочайшим уважением британского правительства. КПО внезапно превратилась в обузу. Нас должны были принести в жертву республиканцам в качестве агнца. Нас должны были обвинить во всех бедах нашего общества. Личная безопасность моей семьи или меня самого, очевидно, уже не была так важна, как раньше. Мы были расходным материалом. Если мою семью надо было защищать, то я должен был защищать их сам. Единственный способ, которым я мог это сделать, — поддерживать связь с нашими источниками в уголовном розыске, близкими к Адэру на местах. К сожалению, недоверие Адэра даже к своим ближайшим соратникам означало, что даже люди из БСО, которые были бы причастны к любому нападению на мой дом, не знали бы, когда оно должно было произойти, за полчаса до того, как нападение должно было произойти.