За окном непогода. Очередная серость очередного унылого дня. Дождь без остановки льется на головы прохожих, бьет по их зонтам, заливает их волной от проносящихся автомобилей. Но они продолжают идти, ряд за рядом, поток за потоком. Такие же упрямые, как этот дождь. Такие же вездесущие.
Город диктует свои правила, и люди, проклинающие непогоду, не могут их нарушать. Они мокнут под дождем, сутулятся от ветра, но не решаются повернуть назад. Не могут - за их спинами тьма.
Он видит её постоянно. Черные непроглядные сгустки пульсирующей пустоты, что не оставят его никогда. Они напоминают ему о том, какова будет цена отступления. Будто бы сам дьявол предупреждает его, что времени осталось очень мало.
Меньше месяца. Такое уже бывало раньше, но не было тех обстоятельств, что открылись ему. Не было этих снов. Таких детальных. Откровенных.
Он стоял у окна в своей маленькой квартире на восьмом этаже. Смотрел на улицу - на тротуары, прохожих, машины. Он должен был, наконец, решить, что делать дальше. Надо сопоставить видения и факты. Время ограничено.
Время жестоко, как жестоки люди, сталкивающиеся с тем, что им трудно примерить на себя. Все детство этот человек у окна провел в страхе. Это факт. Какими бы ни были отрывочными его воспоминания, чувство постоянного гнетущего страха сопровождало их от начала до конца. Это чувство не имело определенной формы. Страх был безликим, всепроникающим и неотвратимым. Он был тьмой.
Тогда это определение не являлось какой-то метафорой и не подразумевало под собой потаенного смысла. Человек у окна от рождения был слеп. Мир без цветов и очертаний, основанный на попытке понять его касанием руки, услышать его, почувствовать, вдыхая окружающий воздух. Этого было для него чертовски мало. Он жаждал прозреть. Жаждал понять все, о чем твердили ему люди; увидеть Солнце и Луну; увидеть лица всех, кто был с ним добр. И всех, кто делал его жизнь еще ужаснее.
Специальная школа, куда в подростковом возрасте отправили его родители, была далеко не образцовой. На её, как изначально казалось, закрытую территорию, то ли по собственной инициативе, то ли с чьего-то попущения, постоянно проникали посторонние ребята. Они буквально терроризировали беспомощных воспитанников, под угрозой избиения или других унижений заставляя их выпрашивать у родственников деньги и отдавать им.
Человек у окна скривился, вспоминая, как не смог тогда терпеть атмосферу всеобщего страха и угнетения. Он высказал обидчикам все, что о них думает и пригрозил рассказать всем об их подлых деяниях. Били его тогда так сильно и беспощадно, что он потерял сознание. А придя в себя, далеко не сразу вспомнил, что произошло. Но, так или иначе, все его признания наткнулись на стену противодействия со стороны других воспитанников и руководства спецшколы. Все, как один, утверждали, что подобного никогда не происходило, а хулиганы, возможно, были наркоманами или другими неизвестными людьми, не отдающими отчета своим действиям. Случай замяли и виновных не нашли.
О продолжении учебы не могло идти и речи. Родители купили ему собаку-поводыря и старались как можно реже оставлять его без присмотра. Но обида и злость на весь мир, на свой недуг уже никогда не покидали сердце подростка.
А потом случилось ужасное - отчим погиб в автокатастрофе. Несчастье сильно подкосило здоровье матери. То время человек у окна вспоминал, как самое худшее в жизни. Он и предположить не мог, чем все обернется.
Час за часом тянулись мучительные, неотличимые друг от друга будни. Мать часто попадала в больницы, оставляя отпрыска на попечение соседки. Та не слишком-то была рада подобным обязанностям. По сути, единственное, что она делала - закупала пару раз в неделю продукты на оставленные матерью деньги. Сам парень почти не выходил из дома, предпочитая опасной улице свою тихую комнату.
Сейчас он даже не мог вспомнить, когда в его сердце поселилось абсолютное, безмерное отчаяние. Оно пожирало его с такой силой, что было страшно брать в руки острые предметы, было страшно даже выходить на балкон, ибо страдающий рассудок был полон жажды причинить телу вред. Приступы отчаяния ослабевали, когда возвращалась мать, но однажды она задержалась в больнице на целых два месяца.
В один из вечеров - в апогей неотвратимо надвигающегося безотчетного страха, когда проклятия и стоны перемежевались с неодолимой дрожью и почти беззвучным плачем - несчастный вдруг различил в своем сознании несколько слов. Они возникли будто бы из ниоткуда и в первые мгновения потрясли его. Однако, прекратилась дрожь, а сердце по какой-то причине стало биться спокойно и ровно. Несмотря на эти слова.
"Убей собаку - и прозреешь"
Услышанное из пустоты вдруг наполнилось в голове изумленного парня странным, едва различимым смыслом. Ни абсурдность фразы, ни ее жестокое содержание не могли изгнать слова из спутанных мыслей. Цена показалась вполне приемлемой, а попытка - стоящей.
Он открыл дверь комнаты и подозвал собаку. Взял ее на руки и вышел на крытый балкон. Распахнул окно. Дрожь вернулась вновь. Его волнение передалось и питомцу. Собака заскулила, будто ощущая опасность, исходящую от незрячего хозяина. А тот вдруг понял, что решительность вот-вот покинет его. Он резким движением швырнул собаку в окно и отскочил от балкона, упав на пол. Зажмурился изо всех сил, а, услышав шлепок далеко внизу, затрясся всем телом.
Но на этот раз отчаянию не суждено было завладеть им. Стоило ему открыть глаза, как он увидел ясные очертания и цвета всех предметов, что окружали его. Восторг был неописуем, ведь свершилось то, о чем он не мог и мечтать. Содеянное уже не беспокоило его. Оно казалось таким незначительным перед чудом прозрения, что чувство вины не имело шансов в соперничестве со слезами радости. Перед ним раскинулся новый мир. Мир света.
В ту ночь он не сомкнул глаз: боялся, что уснув, потеряет свой дар. Даже моргать старался реже. Он впервые в жизни увидел рассвет. Однако утомленное тело нуждалось в отдыхе, и в первой половине следующего дня он погрузился в сон.
Сон был тревожный, обрывочный. Он бежал сквозь чередующиеся двери, коридоры и пролеты. Бежал, потому что светящее в окна солнце постоянно гасло, и все вокруг погружалось во мрак. А за другой дверью, за другим поворотом стены вновь было светло. На короткое время.