Сёкей считал все те искусства трудными и был прав, за исключением сочинения стихов, чем он занимался всякий раз, когда отец не обращал на него внимания. Иногда он думал, что никогда не овладеет этими навыками. Он даже не заслужил права носить два стальных меча — один длинный и один короткий, какие мог носить только самурай. Пока юноше приходилось довольствоваться деревянным. Но судья как-то сказал ему: «Если твоя душа — душа самурая, то деревянный меч окажется столь же сильным, как и стальной».
Дверь в комнату открылась, и на пороге возник Йютаро.
— Вы видели все, что должны были видеть? — спросил он.
Судья медленно открыл глаза, как будто Йютаро пробудил его от дремоты.
— Я видел убийцу, — сказал Оока.
Йютаро выглядел ошеломленным. Он оглядел комнату.
— Где он? Он вернулся?
— Мне следовало сказать, что я видел того, на кого походит убийца, — ответил судья. — Но это почти одно и то же.
Лицо Йютаро помрачнело.
— Я ожидаю большего, — сказал он. — Сёгун сказал мне, что направил лучшего из сыщиков, которыми располагает. Если это правда, то удивительно, почему всякий в Эдо мнит себя в безопасности.
Судья склонил голову.
— Мы попробуем работать получше, — промолвил он. Обращаясь к Сёкею, Оока добавил: — Теперь нам пора уезжать.
Йютаро проводил их до входа в замок. Уши Сёкея горели. Он не мог понять, почему судья позволил себе принять подобное оскорбление. Сёкей едва сдерживал себя, чтобы не выхватить свой деревянный меч. Оружие достаточно крепкое, чтобы раскроить череп Йютаро.
Снаружи Оока сказал Сёкею:
— Ты, я вижу, учишься управлять собой. Но я все еще чувствую твой гнев. И полагаю, что Йютаро также почувствовал.
— Разве вы не сердитесь? — спросил Сёкей.
— А должен?
— Йютаро оскорбил вас.
— Это было его намерением, ясно же. В годы юности я бы испытал желание вытащить меч и посмотреть, кто из нас более искусен. В результате почти наверняка умер бы один из нас.
— Уверен, вы не были бы проигравшим.
— Возможно. Неблагоразумно судить, будто кто-то скверный боец, только потому, что этот кто-то лишен хороших манер. В любом случае, если бы я победил, то тогда должен был бы сообщить сёгуну, что выполнил его приказ найти убийцу господина Инабы, убив его сына, нового господина Инабу. — Судья поглядел на Сёкея. — Как думаешь, что сёгун велел бы мне сделать тогда?
Сёкей не хотел отвечать, но он был обязан.
— Он бы потребовал, чтобы вы совершили сэппуку[7].
— И я был бы благодарен, потому что тем самым он спас бы меня от позора снова совершить какую-нибудь глупость.
— Но тем не менее, — осмелился возразить Сёкей, — ваша честь самурая…
— Если думаешь, что честь требует изничтожить каждую собаку, которая лает на тебя, — перебил его судья, — то только потратишь время даром, преследуя собак. Нет в этом никакой чести.
Оока провел Сёкея вокруг замка господина Инабы. Он указал на окно в вышине, из которого спустился на землю убийца.
— Надо быть храбрецом, чтобы спуститься с такой высоты, — сказал судья. — Его поимка была бы достойным похвалы делом.
Сёкей осматривал заснеженную землю. Виднелось только несколько цепочек звериных следов. Судья указал на них.
— Такие следы оставила лиса, — сказал он.
— Да, — согласился юноша. — Снег, верно, продолжал падать и покрыл следы ног убийцы.
— Возможно, — сказал судья.
— Пойдем-ка, посмотрим на стражу, допустившую его в комнату господина Инабы.
Они оседлали лошадей и поехали к дворцу сёгуна. Лошади двигались неторопливо, потому что улочки города, как всегда, были переполнены. Самураи, чье облачение — косодэ — было отмечено эмблемами князя, которому они служили, расхаживали по улочкам, готовые доказать превосходство своего господина над всеми остальными. На дорогах столицы постоянно происходили кровопролитные стычки, несмотря на то что сёгун запретил бои в городе. Нарушение порядка каралось смертью. Несколько раз прохожие самураи украдкой посматривали на судью. Эмблема в виде хризантемы на косодэ всадника, конечно, отмечала его как одного из чиновников сёгуна, но размер эмблемы сообщал, что это был известный судья Оока. Несколько самураев даже поприветствовали его наклоном головы в знак уважения, а владельцы магазинов, стоящие в дверных проемах с целью привлечь посетителей, поклонились очень низко, когда он проезжал мимо. И хотя ни один из этих людей не удостоил вниманием Сёкея, юноша гордился уважительным отношением, которое выказывают его приемному отцу.