Во весь голос

Оружия
             любимейшего
                                    род,
готовая
             рвануться в гике,
застыла
              кавалерия острот,
поднявши рифм
                          отточенные пики.
И все
          поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
                                             пролетали,
до самого
                последнего листка
я отдаю тебе,
                      планеты пролетарий.
Рабочего
               громады класса враг —
он враг и мой,
                      отъявленный и давний.
Велели нам
                   идти
                           под красный флаг
года труда
                  и дни недоеданий.
Мы открывали
                       Маркса
                                   каждый том,
как в доме
                 собственном
                                      мы открываем ставни,
но и без чтения
                         мы разбирались в том,
в каком идти,
                     в каком сражаться стане.
Мы
      диалектику
                         учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
                          она врывалась в стих,
когда
         под пулями
                            от нас буржуи бегали,
как мы
           когда-то
                        бегали от них.
Пускай
            за гениями
                              безутешною вдовой
плетется слава
                         в похоронном марше —
умри, мой стих,
                          умри, как рядовой,
как безымянные
                          на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
                        на бронзы многопудье,
мне наплевать
                       на мраморную слизь.
Сочтемся славою —
                                 ведь мы свои же люди,—
пускай нам
                  общим памятником будет
построенный
                     в боях
                                социализм.
Потомки,
              словарей проверьте поплавки:
из Леты
             выплывут
                             остатки слов таких,
как «проституция»,
                              «туберкулез»,
                                                    «блокада».
Для вас,
              которые
                           здоровы и ловки,
поэт
        вылизывал
                          чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
                           я становлюсь подобием
чудовищ
               ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
                         давай
                                   быстрей протопаем,
протопаем
                 по пятилетке
                                      дней остаток.
Мне
       и рубля
                    не накопили строчки,
краснодеревщики
                            не слали мебель на́ дом.
И кроме
             свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
                            мне ничего не надо.
Явившись
                 в Це Ка Ка
                                  идущих
                                               светлых лет,
над бандой
                  поэтических
                                      рвачей и выжиг
я подыму,
                как большевистский партбилет,
все сто томов
                      моих
                               партийных книжек.