Эдвард со стоном обнял ее, целуя и шепча ее имя. Потом, вытянувшись на спине, притянул ее к себе.
Джейми била дрожь. Она смеялась, не в силах остановиться. Потом уткнулась лицом ему в шею.
— Мистер Рокфорд… Я думала, что мы собирались поговорить.
— Говори, моя дорогая. Я твой слушатель поневоле.
Она поцеловала его в шею.
— О, откуда я знаю, что ты меня слушаешь?
— Я слушаю.
— А как я знаю, что ты реагируешь?
— Уверяю тебя, Джейми, я реагирую.
Она легонько куснула мочку его уха.
— О! А это еще зачем?
— Чтобы ты немного остыл.
— Остыл? Дьявол, я просто образец сдержанности. Вот я. Вот ты. Мы оба даже не скинули одежды. Если и это не сдержанность… — Он засмеялся. Потом повернул к ней свое лицо, удивленно подняв черную бровь. — Но я готов принять другие предложения, мисс Пейтон.
Она удостоила его быстрым влажным поцелуем в губы, потом, оттолкнувшись, вскочила, заправила в джинсы выбившийся край майки, откинула назад волосы.
— Мне кажется, нам не стоит уклоняться от разговора, мистер Рокфорд.
Он с сожалением вздохнул, но, едва бросив взгляд на ее лицо, спустил ноги с дивана и встал.
— Как скажешь, Джейми.
— Согласен?
— Конечно, согласен.
Тут он улыбнулся ей открытой улыбкой, прекрасной улыбкой, в ней светились забота и искренность. Это была настоящая улыбка друга, улыбка мужчины женщине.
От этого на глазах у нее выступили слезы. Закусив губу, она протянула руку и откинула с его глаз волосы.
— Ты не перестаешь удивлять меня, Эдвард. Удивлять и восхищать. — Она сглотнула слезы и принужденно улыбнулась. — Приготовить тебе что-нибудь? Хочешь есть?
— Я не голоден, а вот ты, должно быть, хочешь есть, я ведь поднял тебя с постели.
— Ты знаешь это? — Она посмотрела на него широко открытыми глазами. — Я действительно голодна. Несколько дней совершенно не могла есть, сейчас чувствую, что голодна как волк. Сварю яйца. Ты как любишь?
— Мне не надо, спасибо. А ты давай. Я…
— Нет, я не смогу есть, если ты будешь смотреть. Съешь хоть что-нибудь. Я могу сделать блины. Или английские булочки…
— Булочки было бы здорово.
— Здорово! Отлично! Ты посиди, а я все приготовлю.
— Ты не возражаешь, если я похожу тут и посмотрю? — спросил Эдвард и потянулся, заложив руки за взъерошенную голову.
Его красота приводила ее в трепет. Она вынуждена была отвернуться, чтобы скрыть растущее в ней возбуждение.
— Давай, действуй, — бросила она через плечо и занялась приготовлениями на кухоньке. — Откровенно говоря, там нечего особенно смотреть. Те полотна, что на полу, уже высохли. Можешь смотреть, сколько твоей душе угодно. Большая их часть ужасна. Единственная картина, с которой надо обращаться осторожно, та, что стоит на мольберте. Я работала над ней допоздна вчера ночью. Самое ужасное…
— О Господи!
Джейми обернулась.
Эдвард стоял перед мольбертом, оцепенев от изумления. От выражения его лица у нее побежали по спине мурашки.
— В чем дело? — прошептала она. — Что случилось?
Но он просто, схватившись за голову, уставился на картину.
Она подбежала к нему и легко коснулась его руки.
— Эдвард?
Он медленно повернулся к ней. Его глаза расширились. Были видны одни зрачки, черные как уголь.
— Это мой дом.
Джейми подумала, что сейчас упадет в обморок. Все вокруг нее закружилось. Только он и картина — два предмета реального мира — оставались на месте. Она судорожно вцепилась ему в руку.
— Что ты сказал?
Он покачал головой, лишившись дара речи. Его глаза сузились, он сосредоточенно нахмурился.
— Эдвард, что ты тут видишь? Скажи мне. Это очень важно! — вскричала она почти истерическим голосом.
Он встал между ней и картиной.
— Джейми, как ты это нарисовала? Как? Кто тебе сказал? Кто показал?
Сложив руки, она прижала их к подбородку.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — прошептала она. — Перестань. Ты меня пугаешь.
— Это я тебя пугаю? — Он резко рассмеялся. — А как, по-твоему, чувствую себя, черт побери, я? Здесь… на твоей картине… мой дом! Мой собственный дом! Место, где я нахожу убежище, куда еду, чтобы скрыться от всего мира. Никто не знает об этом месте. Абсолютно. Кто отвез тебя туда? Как ты узнала?
Он произнес последнюю фразу шепотом. Запустив пальцы в волосы, он пристально смотрел на нее, потрясенный настолько, что оцепенело замолчал.