— Тем не менее спасибо, — мягко сказала она.
— А что это такое? — спросил он. — Какое-то место, где ты бывала?
Она кивнула.
— Тогда почему просто не пойти туда?
На ее лице опять появилось отстраненное выражение.
— Я думала об этом. Не знаю, смогу ли найти эту лавку.
— Я помогу. Не торопись сказать мне «нет». Позволь помочь тебе. У меня репетиция только в два, и я с удовольствием совершу утренний моцион.
— Спасибо, — сказала она. — Очень любезно с твоей стороны.
— Я делаю это с большим удовольствием. Иногда необходимо, чтобы тебе кто-то помог, понимаешь?
В ее голубино-серых глазах мелькнуло воспоминание. Она отвернулась.
— Ты сможешь выйти минут через десять?
— Да я буду готов через пять. Нет проблем.
Они ходили по улицам все утро. Джейми вела его. Время от времени ей казалось, что она уже у цели… но она так и не нашла той лавки. Она ни разу даже не вышла на нужную улицу.
В час дня они расстались с Кентом на автобусной остановке.
— Спасибо, что составил мне компанию. — Пожав плечами, Джейми выдавила улыбку. — Извини, что зря потратил на меня свой день.
— Совсем не зря. Я с удовольствием прошел… все сорок пять километров! — Засмеявшись, он вскочил в автобус. — Между прочим, для этого и существуют друзья.
Она почувствовала себя странно растроганной этой его фразой, сказанной одновременно и обыденно, и сердечно. Неужели это так просто для других людей? Только протяни руку — и тебя кто-то ждет? Попроси — и кто-то откликнется? Может быть, это первый, крохотный шаг к тому, чтобы стать открытой, раскованной, участливой и любящей, впустить кого-то в душу?..
И Джейми вдруг заревела, как маленький ребенок, прямо посередине улицы. Из глаз ее полились слезы и заструились по щекам. Как будто в ее душе произошел эмоциональный взрыв. Его невозможно было ни предупредить, ни сдержать. Дрожа, она сунула руку в карман, нашла бумажный носовой платок и высморкалась. «О Господи! Что же это со мной происходит?» Опустив голову, она уставилась себе под ноги и заспешила домой.
Вернувшись в студию, Джейми сварила себе чашку горячего шоколада. За окном все еще было двадцать два градуса, но горячий шоколад был одним из тех средств, которые, как она считала, помогали ей чувствовать себя лучше, как в детстве любимый медвежонок. Она думала, и над чашкой поднимался пар, в котором ей чудились образы: сначала ее мать, потом отец. Видения поднимались, двигались, исчезали. Потом возник странный старичок из той лавки. Его лицо расплылось в улыбке и тоже исчезло. И тут появилось лицо Эдварда. Красивое, полное страстного желания, дерзкое и требовательное. Даже будучи всего-навсего видением, он требовал слишком многого!
Она выпила шоколад до дна и вытерла ладони о джинсы.
— Возьми себя в руки, женщина! — громко сказала она, взорвав на мгновение безмолвие, царившее в студии. — Принимайся за работу. Делай что-то полезное.
Она начала опять рисовать, работая над пейзажем, потому что иного выбора не было. Она выжала из тюбиков все до последней капли, скрутив их, как тюбики с зубной пастой, но капли эти были такими же яркими и сочными, как тогда, когда она открыла тюбики. В первый раз она положила на ладонь все девять штук: берлинская лазурь, темно-красный, чисто белый, сажа, сиена жженая, охра, кадмий, киноварь, венецианский кармин. На полотне они обретали жизнь, теплые, трепещущие, сверкающие и вместе с тем нежные и глубокие… удивительно! Сама картина была удивительной, как и та, первая. Джейми сама это видела. Картина была прекрасной. Она была живой.
Отложив кисть, Джейми подошла к окну. На улице темнело. Ночь опускалась на Вашингтон. В Амстердаме сейчас очень поздно, за полночь. На шесть часов позже. Что же реальней — семь вечера или час ночи? Было еще сегодня или уже завтра? Что в действительности? И существовало ли вообще что-то реальное?
Эдвард… Что он сейчас делает? Сидит за столом в своем отеле и проглядывает записи, составляет корпоративные планы? Лежит в постели, спит и видит сны или лежит с открытыми глазами и думает? О чем? О ней? Положив одну руку на свою голую грудь, а другой прикрыв глаза, все думает о ней, скучая без нее, желая ее, нуждаясь в ней?
Эта мысль сжала грубой рукой ее сердце, выдавив до последней капли все ее эмоции: смятение, замешательство, страстное желание, страх и любовь. Такой боли она никогда еще не чувствовала. Не отдавая себе в этом отчета, она выглянула в ночь и прошептала его имя. Она не представляла, что сказать еще. Были же какие-то слова, должны были быть, но она не могла найти их, не могла произнести.