Он взглянул на меня покрасневшими глазами и взялся за ближайшую к моей руке опору перил.
– Я так рад снова видеть тебя, Шелл. Я по тебе скучал.
– Я тоже по тебе скучала. – Комок в горле мешал мне говорить. – Знаешь, ты по-прежнему единственный мальчик, который никогда не насмехался над моими научными экспериментами и одержимостью техникой.
– Я уверен, что ты изменилась, ведь теперь ты выглядишь… – на его губах снова показалась улыбка, – старше.
Я покачала головой и почувствовала, как зарделись мои щеки.
– Все стало еще хуже. Меня по-прежнему обзывают Чудовищным Мозгом и Франкенштейном, но к этому теперь добавились мерзкие шуточки относительно меня и какого-то похотливого старого профессора, который живет неподалеку от школы. Девочки тоже бывают ужасны.
– Я уверен, что все они просто чувствуют себя ничтожествами по сравнению с тобой. Скорее всего, разговаривая с тобой, они боятся показаться глупыми.
– Это никогда не мешало тебе разговаривать со мной.
– Что? – У него даже рот слегка приоткрылся. – Эй!
Он усмехнулся – я не помнила, чтобы раньше он смеялся таким низким гортанным смехом – и локтем толкнул мою руку.
Я хихикнула и толкнула его в ответ, хотя больше всего на свете мне хотелось обвить его руками и крепко к нему прижаться.
– Стивен! – донесся из столовой голос его матери. – Ты здесь? Ты нашел Мэри Шелли?
– Покажи мне свои новые фотографии, прежде чем нам придется вернуться к дамам, – прошептала я.
– Они удивятся, что тебя так долго нет.
– Мне все равно.
– Хорошо.
Он положил «Таинственный остров» на ступеньку и встал, выпрямившись в полный рост. Он был сантиметров на десять выше меня, хотя, вероятно, сантиметров на пятнадцать ниже своего высокого братца. Я обратила внимание на скрытые белой рубашкой мускулистые руки и плоский живот и почувствовала, что краснею. Мне даже захотелось снова надеть очки в попытке скрыть физическую реакцию на него.
Стивен провел меня в одну из расположенных в глубине дома гостиных, оклеенную переливчатыми сине-зелеными обоями. В центре комнаты стояли стулья и диван с розоватой обивкой, напоминающей внутренности раковины. В воздухе стоял сладковатый аромат сухой лаванды, расставленной в вазах. На стенах были блестящие коричневатые фотографии в рамочках – пейзажи, портреты членов семьи, натюрморты.
Стивен направился в угол позади самого большого кресла, снял с гвоздя одну из рамочек и принес мне. Это было изображение бабочки монарх, пьющей нектар из розы. Хотя снимок был выполнен в коричнево-белых тонах, переходы тонов на крыльях бабочки были настолько отчетливыми, что мне показалось, будто я смотрю на ярко-оранжевое насекомое на нежно-желтом цветке.
– Это одна из самых любимых, – произнес он.
– Она бесподобна. Как тебе удалось сфотографировать бабочку? Они ведь так быстро улетают.
– Отец научил меня сидеть совершенно неподвижно, фокусируясь в нужном направлении. Я целый час сидел в нашем саду, прежде чем мне удалось поймать момент.
– Стивен, ты самый терпеливый человек из всех, кого я знаю. Мне бы хотелось, чтобы я хоть немного была похожа в этом на тебя.
– Ты очень терпелива, когда увлеченно работаешь над каким-то проектом.
– Не настолько, как ты. – Я протянула руку и коснулась рамки возле его пальцев. – Что ты написал тут внизу? – Я прищурилась, пытаясь прочесть три слова в нижнем правом углу. – «Тело»?
– Это тайное название. Джулиус насмехается над названиями, которые я даю своим снимкам, поэтому я превращаю настоящие названия в анаграммы, чтобы он ничего не понял.
– Интересно… дай подумать… «Тело»… – Я изучала слова, разбирая их на буквы и снова собирая в единое целое, как будто складывая в уме кусочки пазла. – Те… ло? Идея – «Лето».
– Ничего себе. – Он улыбнулся. – В детстве ты не была такой быстрой.
– Научилась у тебя.
– Я ухожу на войну, Шелл.
Эти слова вырвались у него, поразив меня так, будто мне в лицо плеснули ледяной воды.
– Знаю. – Я даже слегка попятилась. – Твоя мама мне уже сказала. Скажи мне, бога ради, зачем ты идешь? Ведь тебе осталось совсем немного до окончания школы. Я думала, ты поступишь в колледж.
Он перевел взгляд вправо, на окно.
– Я должен выбраться из этого дома. На этом острове все становится испорченным или развращенным. Здесь столько богатства, эгоизма и роскоши. Я больше не могу быть частью всего этого.
– Ты бежишь?
– Не знаю. – Его пальцы подвинулись по рамке ближе к моим. – Возможно.
– Будь осторожен, Стивен.
Он опустил взгляд.
– У моего отца был шрам, полученный им на испано-американской войне, – произнесла я. – Помнишь ту вертикальную розовую линию на его левой щеке?