Выбрать главу

— Нурамон? — в голосе Фародина Мандред впервые услышал страх. — Что это такое?

Эльфийский воин остановился и указал на горизонт. Между небом и пустыней появилась узкая коричневая полоска, нараставшая с каждым ударом сердца.

Мандреду показалось, что воздух превратился в вязкую, удушающую массу. С каждым вздохом горло словно обжигало огнем.

— Буря? — неуверенно произнес Нурамон. — Это может быть буря?

Порыв ветра швырнул песок в лицо Мандреду. Ярл заморгал, чтобы освободить глаза. Нурамон и Фародин схватили человека под руки и потащили за невысокий камень. Конь Нурамона испуганно заржал. Прижав уши, он не отводил взгляда от коричневого вала, становившегося все выше и выше.

Оба эльфа заставили лошадей опуститься на колени за скалой. Мандред громко застонал, когда ему довелось увидеть, как Фародин вылил остатки воды на платок и завязал ноздри своему коню. Кобылка Мандреда от страха издавала странные рычащие звуки. А потом небо вдруг исчезло. Вуаль из быстро вращающегося песка заслонила мир, заставив его сжаться до нескольких шагов.

Нурамон закрыл Мандреду нос и рот влажным платком. Сын человеческий жадно сосал влажную ткань. Глаза превратились в узкие щелочки, и, несмотря на это, песок пробивался даже через ресницы.

Фародин удачно выбрал укрытие. Они сидели с подветренной стороны скалы, наблюдая, как справа и слева бесконечно тянется принесенный ветром песок. Земля и небо, казалось, слились воедино. Сверху их обсыпало пылью и песком. Однако большую часть ветер проносил мимо.

Несмотря на платок, закрывавший рот, Мандред чувствовал песок между зубами и в носу. Он проникал в одежду, терся об измученную кожу. Вскоре платок полностью залепило, и Мандреду снова стало казаться, что он вот-вот задохнется. Каждый вздох был мучением, хотя из-за бури жара несколько спала.

Глаза нещадно пекло, и он зажмурился. Какое бы то ни было ощущение времени оставило его. Ветер похоронил его заживо. Ноги его наполовину исчезли в песке, и у него уже не было сил восстать против этого и освободиться.

Мандред чувствовал себя полностью высушенным. Ему казалось, что густеющая кровь течет по жилам. Так вот, значит, каков конец…

Тропы эльфов

— Ты только посмотри на это! — Фародин жестом подозвал товарища.

Нурамон помедлил. Он вел в поводу Фельбиона, к седлу которого они привязали Мандреда. Сын человеческий погрузился в глубокое беспамятство. Сердце его билось очень медленно, а тело было слишком горячим. «Самое большее еще один день», — сказал Нурамон утром. С тех пор прошло восемь часов. Они должны найти воду, иначе Мандред умрет. И они тоже уже не смогут выносить эту жару. У Нурамона ввалились щеки, вокруг воспаленных, покрасневших глаз образовались мелкие складочки. Было совершенно очевидно, что борьба за жизнь Мандреда толкает эльфа на грань собственного истощения.

— Ну же! — крикнул Фародин. — Это красиво и в то же время пугающе. Словно взгляд в водное зеркало Эмерелль.

Нурамон подошел к товарищу; теперь, когда он стоял рядом с Фародином, тот почти физически ощутил его усталость.

— Тебе нужно отдохнуть!

Нурамон обессиленно покачал головой.

— Я ему нужен. Только моя сила оттягивает его конец. Мы должны найти воду. Я… Боюсь, долго я уже не протяну. Мы еще идем по тропе альвов?

— Да.

Фародин взял на себя задачу вести отряд по невидимой тропе. Они бросали жребий относительно того, по какой из трех троп, ведущих от звезды альвов, они отправятся. И с тех пор, как Нурамону пришлось потратить всю свою силу на то, чтобы поддерживать жизнь Мандреда, именно Фародин сосредоточился на том, чтобы не сходить с тропы. Должна же она куда-нибудь вести. Даже если к другой звезде альвов.

— Что ты хотел мне показать?

Фародин указал вперед, на плоское скалистое плато, почти полностью скрытое под песком.

— Там, в тени. Видишь их?

Нурамон заморгал, щурясь от яркого солнца. А потом улыбнулся.

— Кошка. Она спит. — Он радостно пошел к животному.

Фародин медленно поплелся следом за ним.

Прижавшись вплотную к скале, лежала кошка, положив голову на передние лапы. Шерсть ее была охровой, слипшейся от песка, как косички Мандреда. Она была истощенной, тело ее — исхудавшим, а шерсть почти вся скомкалась. Казалось, она спит.

— Видишь, там, где ее голова немного выступает из-за скалы? — спросил Фародин.