Когда путники достигли площади между тростниковыми залами, Гилиат сделала им знак спешиться. Со всех сторон стекались любопытные: женщины, завернутые в яркие плотные одежды, и мужчины в юбках! Все они смотрели на пришельцев с молчаливой враждебностью. Даже дети не смеялись.
Несколько молодых людей сняли Мандреда с коня и унесли прочь. Фародин хотел было пойти за ними, однако Гилиат преградила ему путь.
— Можешь довериться нам. Мы знаем, что делает пустыня с неосторожным путником. Если ему еще можно помочь, то он будет спасен.
— Почему вы относитесь к нам с таким пренебрежением? — спросил Нурамон.
— Потому что мы не любим лизоблюдов Эмерелль, — строго ответила эльфийка. — В Альвенмарке ей подчиняются все. Она душит все, не похожее на обыденность. Тот, кто живет там, живет в ее тени. Она — тиран, который позволяет себе самой принимать решения относительно того, что верно, а что нет. Мы очень хорошо знаем, как вы пресмыкаетесь перед ней. Вы ведь всего лишь пыль под ее ногами, вы…
— Довольно, Гилиат, — перебил ее звучный мужской голос. От их эскорта отделился высокий воин. На руке у него сидел сокол, на голову которому он надел пестрый колпак. Он коротко кивнул в знак приветствия. — Меня называют Валискар. Я — предводитель воинов в нашей общине и отвечаю за вас до тех пор, пока вы являетесь нашими гостями, — он строго посмотрел на Фародина. — Я помню твой род. Потомки Алскалеля всегда были очень близки ко двору Эмерелль, не так ли?
— Я не…
Валискар перебил его.
— Что бы ты ни хотел сказать, можешь рассказать совету, ибо знай, что здесь, в Валемасе, решения принимают не в одиночку! А теперь следуйте за мной.
Валискар отвел их в самый просторный из семи залов. Там собралась почти сотня эльфов. Некоторые стояли небольшими группками и разговаривали. Однако большинство уселись на коврики, разложенные вдоль стен.
В конце зала сидел сребровласый эльф на фоне знамени Валемаса, на котором был изображен конь. Сложив руки на коленях, он замер, казалось, глубоко погруженный в свои мысли. Пока Фародин и Нурамон шли через зал, вокруг становилось все тише, и остальные эльфы тоже отошли к стенам. Чем ближе гости подходили к сребровласому, тем отчетливее чувствовал Фародин ауру его власти.
И только когда они оказались прямо перед ним, он поднял голову. Радужка его глаз сверкала, словно янтарин.
— Добро пожаловать в Валемас. — Он жестом велел им сесть на коврик перед собой.
Едва они сели, как подбежали два молодых эльфа и поднесли кружку с водой, глиняные бокалы и миску с сушеными финиками.
— Я Малавайн, старший из жителей этого оазиса. Вы должны извинить нас за скромный стол, однако дни, когда мы жили в достатке и довольстве, давно миновали. А теперь скажите нам, почему вы предприняли такое далекое путешествие сюда из Альвенмарка.
Оба товарища по очереди стали рассказывать о своем путешествии и приключениях. Чем дольше длился их рассказ, тем отчетливее чувствовал Фародин, как отступает неприязнь. Было очевидно, что тот, кто восставал против Эмерелль, мог рассчитывать на неограниченное гостеприимство в Валемасе. Когда они наконец закончили рассказ, Малайвин кивнул.
— Королева принимает решения, ничего не объясняя. Так было всегда. Мне кажется, она поступила очень несправедливо по отношению к Нороэлль и вам обоим. — Он оглядел собравшихся. — Я думаю, что буду говорить от имени всех, когда предложу вам нашу помощь в поисках.
В большом зале стало тихо. Не было одобрительного гула, почти никто ни жестом, ни кивком головы не подтвердил слова Малайвина. И тем не менее различие в отношении, по сравнению с тем, которое путники ощутили по прибытии, не могло быть более разительным. Хотя Фародин по-прежнему ощущал горечь, меланхолию и гнев, но теперь он чувствовал также, что сердца собравшихся приняли его. Как и эти люди, он был жертвой Эмерелль.
— Как вы можете мирно сидеть с чужаками? — В конце зала поднялась молодая женщина.
Фародин узнал ее по голосу. То была Гилиат, воительница с закрытым лицом, которая говорила с ними у подножия дюны. Очевидно, она пришла на собрание позднее, поскольку сменила доспехи и белые одежды на бесшовную юбку и короткую шелковую блузку. Теперь стали видны ее длинные каштановые волосы, заплетенные в косу. Ее тело было настолько тренированным, что грудь можно было скорее угадать, чем увидеть. Красивой она не была. Слишком острый подбородок, слишком крупный нос, однако у нее были чувственные полные губы, а ее зеленые глаза сверкали от страсти, когда она в гневе указала на Фародина.