На каждой третьей колонне на высоте пяти шагов находился постамент, на котором стояла статуя выше человеческого роста. В ярких, кричащих одеждах, изваяния с достоинством взирали на проходивших у их ног людей. Некоторые статуи были обвешаны золотыми украшениями. Фародин спросил себя, кого они изображают — богов или, быть может, особенно успешных купцов.
Немного впереди раздались душераздирающие рыдания. Вскоре они достигли места, где были устроены прилавки. Каждый из прилавков украшала дюжина амфор.
— Продажа вина! — возликовал Мандред. — Это все амфоры с вином.
Худощавый купец с красным носом приветливо махнул ему рукой и поднял глиняный бокал.
— Он приглашает меня попробовать!
Нурамон указал на стрелу, торчавшую высоко над прилавками. На нее была насажена молодая женщина. С нее сорвали одежду. Все тело ее было покрыто окровавленными полосами. Она негромко всхлипывала. Фародин поднял взгляд и заметил, что женщина вздрогнула, и под ее собственным весом наконечник стрелы глубже вонзился в тело несчастной.
— Ты действительно хочешь здесь пить? — спросил Нурамон.
Мандред с отвращением отвернулся.
— Зачем они делают это? Что эта женщина могла совершить? Такой красивый город… а тут такое. Может быть, она детоубийца?
— А! Это, конечно, оправдывает то, что ее так по-зверски замучают до смерти. Как я мог забыть об этом! — ответил Фародин строже, чем стоило. В конце концов, что мог поделать Мандред с жестокостью правителей Искендрии!
Они в молчании продолжали двигаться сквозь толпу по роскошной улице, пока людей вокруг вдруг не охватило беспокойство. Совсем рядом послышался барабанный бой и звуки цимбал. Люди отпрянули к колоннам. Крики торговцев и разговоры прохожих смолкли. Улица внезапно опустела. Только они втроем продолжали стоять.
— Эй, северянин! — Из стены людей выступил приземистый светловолосый мужчина. — Уходи оттуда! — говорил он на языке Мандреда. — Идет королева сегодняшнего дня!
Из широкой боковой улицы на аллею выдвинулась процессия. Перед кортежем бежали девушки в сияющих белых платьях, бросая на мостовую лепестки роз.
Трое товарищей поспешили убраться с дороги. Светловолосый мужчина протиснулся к ним. На лице его сияли яркие, словно небо, глаза.
— Вы здесь чужие, не так ли? Готов спорить, вы только сегодня прибыли в город. Вам нужен проводник. По крайней мере, на первое время, пока вы освоитесь и изучите законы Искендрии.
За девушками с цветами следовал отряд солдат в бронзовых нагрудниках и шлемах, на которых развевались черные конские хвосты. У них были большие круглые щиты, на которых был изображен сердитый человек с бородатым лицом. Копья они держали странно неправильно, указывая остриями на мостовую. С плеч воинов свисали черные плащи с широким бортом с золотой вышивкой. Никогда прежде не видел Фародин столь роскошно одетых воинов в мире людей. Тихо и торжественно шагали они по лепесткам роз.
— Храмовая стража, — пояснил назначивший себя на должность проводника горожанин. — Красиво смотрятся, но отродье еще то. Лучше им дорогу не перебегать. Кто свяжется с храмом, легко окажется на конном рынке.
— А что, на конном рынке настолько плохо? — спросил Мандред.
— Тебя запирают в железную клеть, подвешивают на столб и оставляют умирать от жажды. И это если тебе еще повезет. Если ты оскорбишь Бальбара, бога города, то руки и ноги тебе раздробят железными палками, привяжут цепями к камню еретиков на рыночной площади. И там ты будешь лежать, пока у тебя не воспалятся раны и ты не сгниешь заживо. А ночью будут приходить бродячие псы и есть тебя живьем.
Фародин с отвращением смотрел на процессию, пока Мандред с любопытством слушал речи незнакомца. Следующая группа, следовавшая мимо них, состояла из темнокожих мужчин в красных юбках, к бедрам которых были привязаны большие барабаны. Они выстукивали медленный марш и таким образом определяли темп, в котором двигалась процессия.
Огромный открытый паланкин, который несли по меньшей мере сорок рабов, появился на улице. На нем возвышался большой золотой трон, по бокам которого находились два священнослужителя с обритыми наголо головами. А на троне сидела, согнувшись, молодая девушка. Ее лицо было ярко раскрашено. Она безучастно смотрела в толпу.