Когда дорога подошла к городу, он услышал за спиной стук подков. Он не обернулся, однако преисполнился гордости. По крайней мере, на этот раз Олейф повел себя не как эльф.
Они молча ехали рядом. Молчание говорило больше, чем слова.
На мосту несли вахту пятеро воинов. Мандред отметил, как один из них зарядил арбалет. Дорогу всадникам преградил здоровый как бык воин с бритой головой. Острие его копья было нацелено в грудь Мандреду.
— Именем короля, поворачивайте. Мост перекрыт.
Фьордландец вложил в улыбку все обаяние, на которое был способен, и наклонился вперед. Его правая рука скользнула к кожаной петле, которой секира крепилась к седлу.
— Нас привели в Анисканс срочные дела. Позволь пройти, друг мой.
— Убирайся, или я вспорю тебе брюхо и вывешу потроха сушиться на ближайшем дереве. — Острие копья дернулось вперед, остановившись почти у самого горла Мандреда.
Секира Мандреда устремилась вверх, разбив древко оружия. Удар слева раздробил стражнику череп.
Ярл припал к спине коня, чтобы не стать удобной мишенью для арбалетчика. Олейф выпрыгнул из седла и ринулся на озадаченных стражников. Пригнувшись, бросился под копья, раскручивая свой смертоносный длинный меч. Ни щиты, ни кольчуги не могли противостоять эльфийской стали. Прошло несколько мгновений, и все пятеро воинов оказались повержены.
Мост был свободен. Очевидно, с другого берега за ними не наблюдали. Мандред спешился и присел рядом с арбалетчиком. Тот был без сознания. Лошадь ударила его копытом, превратив лицо в кровавое месиво. Мандред вынул из-за пояса нож и перерезал ему горло. Затем осмотрел убитых. Нашел тонкий кожаный мешочек с парой медных монет и потемневшее серебряное кольцо.
— Не может быть, отец!
Мандред только бросил на сына быстрый взгляд, затем перешел к лысому, который угрожал развесить его внутренности на дереве.
— Что-то не так? — спросил Мандред, обыскивая одежду крупного мужчины на предмет спрятанных монет.
— Ты обираешь мертвых! Это… отвратительно! Аморально!
Мандред перевернул командира отряда на бок. У него были большие мясистые уши и одна-единственная серьга с красивой жемчужиной. Ярл рывком сорвал с убитого серьгу.
— Аморально? — Он посмотрел на жемчужину против света. Она была величиной с горошину и сверкала розовым цветом. — Аморально было бы, пожалуй, обирать живых. А этим уже не важно то, что я лишу их наличности. Если бы я не сделал этого, это сделали бы их собственные товарищи.
— Не говори о товарищах! Тебе же в данный момент, похоже, совершенно все равно, сражаются ли твои так называемые друзья сейчас за свою жизнь. Олловейн был прав!
Мандред перешел к следующему мертвецу.
— Ты не последишь за другим берегом, сын? Ты наверняка поладил бы с Гийомом. А по поводу чего Олловейн был прав?
— Он сказал, что ты животное, действующее согласно своим инстинктам. Ни злое, ни доброе… Просто примитивное!
У одного из мертвых копьеносцев было серебряное кольцо с крупной бирюзой. Мандред потянул кольцо, но оно сидело крепко.
— Ты следишь за противоположным берегом? — вот и все, что он сказал. Мандред плюнул на руку убитого и растер слюну, чтобы кольцо лучше соскользнуло, но это не помогло. Он раздраженно достал кинжал.
— Ты этого не сделаешь, отец.
Мандред приставил острие кинжала к основанию пальца и ударил кулаком по рукояти. Сталь с негромким треском разрезала тонкую кость. Ярл поднял палец, снял кольцо и положил его в кожаный мешочек вместе с остальной добычей.
— Ты хуже животного!
Воин выпрямился.
— Мне все равно, что ты думаешь о животных и обо мне. Но никогда не смей говорить, что мне плевать на друзей.
— Вот как, теперь понятно. То, что мы торчим здесь, это чистой воды уважение к тем, кто сейчас сражается. Ты не хочешь мешать им.
Мандред сел на коня.
— Ты действительно не понимаешь, что мы здесь делаем, или как?
— Понимаю, понимаю. Это было довольно очевидно. Ты набиваешь себе мошну… Наверное, затем, чтобы в следующем городе ты мог предаться пьянству и разврату. Может быть, Фрейя тебя поэтому и прокляла?
Мандред отвесил Олейфу звонкую пощечину.
— Не смей упоминать имя своей матери вместе со шлюхами.
Молодой воин сел в седло, оглушенный силой неожиданной оплеухи. На его щеке отпечаталась красная пятерня.
— А теперь послушай меня, вместо того чтобы болтать, и мотай на ус. — Мандред говорил тихо и с сильным нажимом. Нельзя было забываться! Охотнее всего он сейчас устроил бы своему умнику-сыну хорошую порку. Что эти эльфы сделали с мальчиком! — Большинство человеческих воинов боятся боя. Они могут громогласно рассуждать об этом, однако когда доходит до дела, то в животе у них просыпается страх. Мне самому страшно от того, что в домах на другом берегу сидят арбалетчики, готовые застрелить нас, как только мы перейдем мост. Если они там, то наверняка ждут, когда мы подойдем на такое расстояние, чтобы просто невозможно было промахнуться. Я задержался и набил свой кошелек, чтобы дать им некоторое время побыть наедине со своим страхом. Потому что они точно так же боятся нас. Они боятся промазать по нам и боятся того, что мы окажемся в домах раньше, чем они успеют перезарядить оружие. Чем дольше они нас видят и вынуждены ждать, тем больше вероятность того, что у кого-то сдадут нервы и он пальнет. Тогда мы, по крайней мере, будем знать, на что рассчитывать.