Несколько ударов сердца между отцом и сыном царило напряженное молчание. Слышалось только постукивание сплавляемой древесины об опоры моста.
Олейф посмотрел на дома на другом берегу реки.
— Ты прав. Если мы слепо ринемся в ловушку, то ничем не поможем Нурамону и Фародину. Никто не шевелится. Думаешь, мы можем уверенно переходить мост?
Мандред покачал головой.
— Война и уверенность — эти две вещи несовместимы. Впрочем, теперь я уверен, что там нас поджидают не обычные воины. Среди обычных давно нашелся бы кто-нибудь, кто выстрелил бы. Но если вместо желторотиков нас ждет парочка старых прожженных козлов, ветеранов, побывавших во многих боях, то они знают этот трюк и спокойны.
Мандред пригнулся к шее своей кобылки и пришпорил ее.
— Увидимся на другом берегу!
И они понеслись галопом по длинному мосту.
Мандред недоверчиво наблюдал за домами, однако когда они ступили на землю, их не встретил град стрел. Похоже, те пятеро воинов были единственными стражами по эту сторону города.
Мандред и Олейф придержали лошадей. Перед ними лежала широкая извилистая дорога, которая вела к рынку и дальше, к храмовой площади на холме. Анисканс словно вымер. Никто не отваживался показаться на улице. Всадники медленно поехали дальше. Из-за закрытых ставен за ними следили испуганные глаза. С холма доносились крики. Слышалась звонкая песня стали.
— Если бы я был здесь командиром, я впустил бы нас в город, а потом перекрыл улицы, — объявил Олейф.
Мандред кивнул.
— Похоже, эльфы все же научили тебя кое-чему, кроме того как хитро говорить и распевать песенки. Давай спешимся. На своих двоих мы будем маневреннее.
Они покинули главную улицу и зарылись в лабиринт узких улочек. Лошадей вели в поводу. Мандред озадаченно оглядывался. Весь город был одной большой ловушкой. Они могли только надеяться на то, что никто не наблюдал за резней на мосту.
Оба они пересекли узкую площадь, мощенную утрамбованной глиной. Одну часть занимал большой дом с замурованными окнами. Из-за высоких ворот, выходивших на задний двор, он выглядел почти как замок.
— Там лошадей оставим, — объявил Мандред и повел свою кобылку в ворота.
Во внутренний дворик выходило много окон. Мандред недоверчиво огляделся по сторонам. Здание показалось ему странным. Он мельком увидел в окне молодую женщину в наполовину расстегнутом корсаже, а потом она исчезла. Никто не выходил из единственной двери, которая вела в дом, никто не заговорил с ними. И это было только на руку Мандреду.
Напротив ворот находился открытый сарай с длинным верстаком. На рабочем столе громоздились деревянные ботинки. Рядом лежал аккуратно сложенный инструмент для резьбы по дереву: рубанок, резец и нож со странно изогнутым лезвием. Здесь тоже не было ни души.
Мандред перебросил поводья через одно из железных колец в стене. Затем долго смотрел на окна, выходившие во двор.
— Я знаю, что вы за нами наблюдаете. Если, когда я вернусь, лошадей здесь не будет, то я войду и поперерезаю вам глотки. — Он полез в кожаный кошель, висевший у него на поясе, и вынул одну монету, которую поднял вверх. — Но если лошади будут напоены и накормлены, то я оставлю здесь эту серебряную монету.
Не дожидаясь ответа, Мандред взвалил на плечо секиру и пошел к воротам.
— У тебя есть план? — спросил Олейф.
— Конечно. Не беспокойся. Я точно знаю, что мы будем делать. Нам нужно идти на шум битвы.
Сын нахмурил лоб.
— А другой план есть?
Мандред раздраженно отмахнулся.
— Слишком много планов — это головная боль, все это приводит к тому, что никто ничего не делает. Хороший командир не болтает, он действует.
Мандред побежал рысцой. Он старался держаться вплотную к стенам домов, чтобы не стать мишенью для стрелков. Песня стали звучала теперь совсем близко.