- Кто это сделал! – что происходило, мальчишка не знал, но внутри что-то сжалось, стало страшно. И тут же последовал удар, от которого маленький раб упал, схватившись за голову. Графин разбился.
- Ты еще и разбил хрусталь! Да ты! Свинья! – он схватил его за шиворот, поднял, встряхнул, снова ударил, и мальчишка снова упал. Затем последовали удары ногами. Было ясно, что ему очень больно: он сжался в комок, закрываясь от ударов, которые даже видеть не мог, зажмурил и без того невидящие глаза. Рабы вокруг, по началу хихикавшие беззвучно, заволновались, что сейчас хозяин убьет парня. Очередной удар – и он закашлялся, приоткрыл глаза и посмотрел вверх. Два ярких шара смотрели на него, в них чувствовалась злоба, ненависть, но не просто к мальчишке, а ко всему вокруг. «Почему? Почему так? Почему он живет?» Мальчик уставился в эти глаза, широко распахнув свои серовато-прозрачные слепые. Стоящие вокруг мальчишки пришли в ужас от этого зрелища, ведь он смотрел прямо в глаза хозяину, хотя сомнения в его слепоте не было.
Хозяин замер, увидев его взгляд, но это лишь сильнее его разозлило, он испугался. Снова замахнулся ногой, но не смог ударить. Нога неестественно подвернулась и кость переломилась. Ступня теперь торчала в сторону, а молодой парень заорал, что было сил. Он упал, два светящихся шара опустились почти на уровень глаз маленького раба, все еще глядящего на них, не моргая, не выражая эмоций на спокойном лице. «Замолчи!» - подумал мальчик, слыша этот истошный вопль, и тут он прекратился с легким хрустом, который был слышен, а другим рабам и видна причина такого хрустом – шея хозяина загнулась назад слишком сильно и сломалась. Несомненно, упавший на пол хозяин был уже мертв.
Светящиеся шары затухли, больше их не было видно. Мальчик моргнул и посмотрел в сторону. Там в воздухе висели другие пары таких шаров, почти в ряд. В них он видел испуг. Через пару секунд вбежали хозяева, поднялся шум. Всех рабов отлупили, все мальчишки говорили только о том, что самый младший слепой сделал это. За это они получили даже больше. Через год место, где они жили, было продано, как и они сами.
Слепой мальчишка оказался в другом месте. Теперь он чаще поднимал глаза, разглядывая огни в воздухе. Они почему-то шарахались от него, а люди спрашивали, чего он так смотрит на них, ведь не видит, и так же точно, как и прежние хозяева, били его. «Это их глаза…» как-то во сне пришла ему мысль в голову, и он с каждым днем все сильнее убеждался в этом. «Но почему не видно ничего больше?..» За свою «дерзость» мальчишка частенько получал от главы дома, пока тот не перегнул палку и не замахнулся на мальчика ножом. Не видя лезвия, но чувствуя смертельную опасность, мальчишка уставился на эти два злобных огонька, желая забрать из них свет, силу и жизнь. И это вновь получилось, даже быстрее. История повторилась и еще раз, с хозяйкой следующего дома, где мальчик, уже подросший, упорно старался заслужить благосклонность какого-нибудь человека, но получал лишь побои и ругань.
С тех пор за ним закрепилась слава «проклятого раба». Он оказался у торговца рабами, но уже у другого. Несколько недель никто не желал покупать его, как бы торговец его не расхваливал: и мышцы, и здоровье, и опущенная покорно голова – ничего не помогало, слухи и страх были сильнее. Тогда торговец усадил его на корабль и повез в другую страну. Несколько дней он сидел, ожидая прибытия, пока, наконец, его не вывели на сушу.
Люди заговорили вокруг на другом языке. Но, к своему удивлению, мальчик, а точнее, уже юноша, понял их. Его продали за десяток золотых, хозяин даже радовался, что так дешево купил раба.
На этот раз спать юноше пришлось в каком-то сыром погребе на земляном выступе, покрытом вонючими тряпками, зато с одеялом. Там с ним жили еще четверо рабов, которые не очень радовались его появлению, скорее боялись и избегали. Едва кто-то пытался ударить или навредить новенькому, он устремлял слепые глаза на обидчика и от ужаса, который вселяли его невидящие глаза, будто смотрящие прямо в душу, весь пыл к битве пропадал. Через пару недель рано утром в погреб к ним скинули пса, который заскулил жалобно.
- Еще одна шкура тут схоронится. Кто будет готовить? – спросил один из рабов.