– Ты выросла здесь? – спрашивает он, уставившись на ужасный дом.
Чувствуя себя неловко, я отвечаю:
– Да. Послушай, тебе не обязательно идти со мной. Как только я удостоверюсь, что с ней все в порядке, то сразу же выйду. – я понимаю, что если снаружи все выглядит настолько плохо, то что же творится внутри?
– Я пойду с тобой, – заявляет Зар, открывает дверь и выходит. Подходит ко мне и открывает мою. Молча берет меня за руку, ставит машину на сигнализацию, и мы идем к крыльцу, где он отодвигает один из вонючих пакетов в сторону, чтобы мы смогли добраться до двери.
Сделав глубокий вдох, я стучу. Тишина. Мамина машина стоит на подъездной дорожке, но это не значит, что она дома.
– Постучи еще раз.
Я стучу снова, сильнее. На этот раз в доме слышно движение.
– Кто там, черт возьми? – кричит мама.
– Это я, мама.
– Нина?
Когда я была маленькой, то думала, что моя мама – самая красивая женщина в мире с ее атласно-смуглой кожей, черными как смоль волосами, которые она всегда укладывала, и жемчужно-белой улыбкой. Женщина, стоящая перед нами – оболочка моей мамы. Ее волосы спутаны, под глазами темные круги, она худая, а ее кожа пепельного цвета. Некогда красивая улыбка пожелтела, зубов не хватает. Старый халат, который она надела, знавал лучшие времена.
– Нина, что ты здесь делаешь? А это еще кто? – спрашивает мама, оглядывая Зара с головы до ног.
– Я приехала проведать тебя, а это Бальтазар.
– Бальтазар? Что это за имя такое? Кто ты такой? – морщится мама. Я закатываю глаза от смущения.
– Я грек, – гордо отвечает Зар с улыбкой.
– Понятно, ну не стойте там, проходите. – мама открывает дверь шире. Я действительно не планировала заходить, но Зар кладет руку мне на поясницу, подталкивая внутрь.
Мама закрывает за нами дверь.
– Вы присядьте на диван, пока я пойду накину что-нибудь. – Она направляется по коридору, прежде чем я успеваю сказать ей, что мы ненадолго.
– О, у тебя были косички! Мило, – дразнит Зар, рассматривая мою фотографию в первом классе.
– Да ладно! Я похожа на чернявую Пеппи Длинный чулок! Не говоря уже о том, что чертовски широко улыбаюсь для ребенка, у которого не хватает двух передних зубов, – смеюсь я. – К сожалению, перед съемкой у нас был перерыв, так что к тому времени, как я села перед объективом, одна косичка у меня показывала на север, а другая – на юг.
– Ты выглядишь очаровательно. Думаешь, наши малыши будут такими же милыми, как ты? – спрашивает Зар, глядя на фотографию.
Малыши… Я не думала о том, что у нас будут дети. Слишком рано думать о подобном. Игнорируя вопрос, торопливо отвечаю:
– Схожу в уборную.
Зар посмеивается, когда я разворачиваюсь, чтобы сбежать. Идя по коридору, невольно останавливаюсь и заглядываю в свою детскую спальню. И жалею, что сделала это. Внутри комнаты еще больше мешков для мусора, странный запах и разбросанная повсюду одежда. Я быстро закрываю дверь. Подхожу к двери уборной, и слышу голос мамы. Ее комната находится рядом, и дверь приоткрыта.
– Да, да, она здесь, – говорит мама.
С кем она говорит обо мне? Подкрадываясь к двери, заглядываю в щель и вижу, что она сидит на кровати спиной к двери и раскачивается.
– Слушай, ты сказал позвонить, если она появится, ну, она сейчас здесь, и с ней какой-то высокий грек, так что лучше приехать побыстрее. Я постараюсь задержать их так долго, как смогу. – она делает паузу, прислушиваясь к тому, что говорят на другой линии, – неважно, просто привези мне дозу и деньги. Сделка есть сделка! – мама бросает телефон на кровать, затем начинает щелкать пальцами и исполнять счастливый танец.
Гнев, печаль и множество других эмоций одновременно обрушиваются на меня, но предательство ранит сильнее всего. Моя собственная мама предала меня из-за каких-то гребаных денег и наркотиков.
– Значит, вот как, мама? – закипаю я, толкая дверь до упора. Слезы обжигают мои глаза.
Она подпрыгивает, поворачиваясь ко мне лицом, на котором появляется чувство вины.
– Черт возьми, Нина, ты меня напугала! – она нервно смеется.
– С кем ты говорила по телефону?
– Когда? – она пытается прикинуться дурочкой.
– Я все слышала! Кто это был?! – указываю я на телефон.
Мама смотрит на телефон, потом снова на меня.
– Дочка, тебе, должно быть, что-то померещилось. Я не разговаривала по телефону.
Нужно убраться отсюда, прежде чем я ее ударю. Я в двух секундах от того, чтобы сделать это. Развернувшись на каблуках, ухожу, а мама зовет меня по имени. Зар появляется в коридоре. Он видит мое лицо, мокрое от слез, и бросается ко мне.
– Что случилось, Нина? Что случилось?
– Уезжаем отсюда, сейчас же!
– Нина, подожди, не уходи! – умоляет мама, догоняя нас.
– Почему? Потому что ты обещала задержать меня здесь, пока не появится тот, с кем ты разговаривала по телефону?
– Нина, детка, что происходит, – Зар заглядывает мне в глаза.
– Моя мать только что продала меня за наркотики и деньги. Она кому-то сообщила по телефону, что я здесь. Очевидно, этот человек сказал ей позвонить, если я появлюсь. – И тут меня осеняет. Я поворачиваю голову в сторону своей мамы. – Трент! Это был Трент! – На этот раз я действительно пытаюсь ударить ее, но Зар удерживает меня.
– Какая же ты сука! – кричу я, изо всех сил пытаясь добраться до нее. – После всего, что я сделала для тебя, ты так мне отплатила?! Я не хочу тебя знать! Ты слышишь меня! У меня больше нет матери!
Мама пытается схватить меня, но Зар наставляет на нее пистолет, останавливая ее на полпути. Она поднимает руки вверх, будто он чертов полицейский.
– На месте стой, – приказывает он и оттесняет нас к двери.
Мама указывает на меня пальцем.
– Хочешь поговорить обо всем дерьме, которое ты для меня сделала?! Ты должна мне! Я та, кто родила тебя, заботилась! Я! Ты мне должна! Если бы я не выгнала тебя из дома, чтобы закалить, у тебя не было бы ничего из того дерьма, что есть сейчас! Ты должна стоять на своих гребаных коленях и благодарить меня!
Смотрю на нее с жалостью. Несмотря на наркотики и ее бесконечных мужчин, на то, что она выставила меня вон... Я все еще люблю свою маму, надеясь и желая, чтобы однажды ей стало лучше. Но не более того!
– Я ухожу, и, если у тебя есть хоть капля мозгов, ты уберешься к черту из этого дома, прежде чем Трент придет сюда и узнает, что я ушла. Он убьет тебя, – шепчу я. Это последние слова, которые я когда-либо скажу своей маме. Доберется Трент до нее или нет, теперь она для меня была мертва.
Мама смеется и рявкает:
– Тогда проваливай, но я гарантирую, что понадоблюсь тебе раньше, чем ты понадобишься мне!