Финни пробралась ко второму вагону. Поезд бросало из стороны в сторону, и порой так сильно, что в вагоне воцарялась зловещая тишина. Но как только состав выравнивался, разговор возобновлялся. На киконго и суахили, с вкраплениями португальского и других языков. И громкий заразительный смех вытеснял страх.
Подойдя к тамбуру, Финни невольно отпрянула, когда супружеская чета европейцев, а за ней вторая поспешно вышли из второго вагона. Ветер хлестнул Финни по лицу, у нее защипало в глазах, и, чтобы не упасть, она схватилась за ржавые поручни. О чем говорили иностранцы, не было слышно из-за стука колес. Однако Финни показалось, что эти люди чем-то встревожены.
Пытаясь догадаться, чем именно, она сняла ранец с плеч, повесила на руку и, распахнув дверь, вошла в почти пустой вагон.
Тут она и увидела его. Финни в замешательстве склонила голову, и сердце у нее замерло.
В вагоне находился всего один человек, в то время как остальные были набиты до отказа.
Мужчина стоял словно воин, беспощадный и властный, и смотрел на густые заросли джунглей, равнодушный к тому, что поезд бросало из стороны в сторону при спуске с горы. Если в первом вагоне пассажиры тряслись от страха, словно игральные кости в стаканчике, этот мужчина оставался спокоен, словно способен был противостоять могущественной силе.
Она видела только его профиль, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять: мужчины красивее она никогда не встречала.
Высокий, широкоплечий, с узкой талией и упругими бедрами, обтянутыми плотно облегающими охотничьими штанами. Светлые волосы, выгоревшие под солнцем, зачесаны назад и ниспадают на ворот белой рубахи. Волевой подбородок, высокие скулы, глаза голубые, словно небо над африканскими просторами.
Мужчина повернулся, и тут Финни увидела шрам. Длинный и багровый, он прорезал его прекрасное лицо, как железнодорожная колея, проложенная в девственном лесу.
Финни поняла, кто перед ней. Джанджи сказал, что его зовут Мэтью Готорн. Но местные жители звали его Дикий белый мужчина со шрамом.
Уже давно по Конго ходили легенды про белого мужчину со шрамом, безрассудно презревшего опасности Черного континента. Он без оружия ходил в селение воинственных масаи, а также в глухие дикие места и, что самое удивительное, всегда возвращался целым и невредимым.
Одну из историй, рассказанных о нем, Финни никак не могла забыть: однажды этот мужчина заночевал в каком-то поселке и ночью испугал его жителей громким криком – ему что-то привиделось во сне. Утром, когда туземцы проснулись, он, не сказав ни слова, ушел, весьма щедро поделившись с ними своими припасами.
Что это было? Жест благодарности… или извинение? Этот вопрос долгое время не давал Финни покоя.
За проведенные в Африке годы она поняла, что далеко не всем историям, которые рассказывают туземцы, можно верить. И уж тем более легендам, ходившим об этом мужчине. Однако, увидев его сейчас, в этом мечущемся из стороны в сторону поезде, Финни готова была поверить тому, что слышала о нем.
– Простите меня, – промолвила она на хорошем английском, хотя и с едва заметным акцентом.
Мужчина повернулся к ней, ни единый мускул не дрогнул на его бесстрастном лице.
Финни присмотрелась к шраму. Сильный удар рассек бровь, чудом не задев глаз, обезобразил щеку и навсегда придал его лицу недовольный вид.
Однако для Финни шрам был не в диковинку. В Африке трудно сыскать мужчину с гладким, как у младенца, лицом. А он в этом жестоком мире, судя по рассказам о его многочисленных и дерзких похождениях, выделялся отчаянной смелостью.
– Мэтью Готорн? – осведомилась Финни, боясь утвердительного ответа.
Он ответил не сразу. Сначала внимательно посмотрел на нее и лишь после этого произнес «да».
В его низком, тихом голосе прозвучали неприязненные нотки. Видимо, она ошиблась. Это вовсе не ее провожатый. Но она не вернулась в первый вагон. Гордыня. Упрямство. Она готова была посмеяться над собственной глупостью.
Девушка шагнула вперед, и как раз в этот момент поезд накренился, и ее бросило в глубь вагона. Она попыталась схватиться за поручень, но промахнулась. Теперь единственная надежда на этого мужчину. Только вряд ли он придет ей на помощь.
Но в следующую секунду он, чертыхнувшись, подхватил ее и невольно прижал к себе. Финни могла поклясться, что при этом он поморщился, но тут увидела, что лицо его оставалось таким же непроницаемым.
От него пахло кожей, дикими травами, африканскими просторами и солнцем. Мускулы на его предплечье были твердыми, как гранит. А рубашка на редкость мягкая.
Он по-прежнему испытующе смотрел на Финни, и она, глядя на него снизу вверх, улыбнулась ему, подалась назад и сказала:
– Простите! И не подумайте, что я такая уж неловкая.
Он продолжал смотреть на нее.
– Вы, должно быть, сердитесь потому, что я задержалась, – предположила она, не понимая причины его недовольства. – Но я уже здесь, и, надеюсь, вы не пожалеете, что согласились сопровождать меня. – Девушка потрепала его по руке, словно собаку или кошку. – Мне не надо было опаздывать.
– Вам не надо было входить в этот вагон. Разве вы не видели, что все его покинули?
– Это из-за вас? Вы вынудили бедняг европейцев бежать из этого вагона?
Лицо его потемнело, глаза стали какими-то пустыми.
– Вынудил? – проговорил он наконец, пожав плечами. – Ошибаетесь. Просто я плохой попутчик.
Она не знала, какой он попутчик, но поняла, что в провожатые явно не годится, хотя и неотразим.
Финни попыталась объясниться, но слова замерли на устах, когда он шагнул к ней, сверля ее взглядом. Она совершенно не знала этого человека и вовремя спохватилась, решив, что лучше ничего не говорить. Он был так же неприветлив, как те европейцы, которых ей доводилось встречать в прибрежных городах.
Он прошел к скамье, где стоял пухлый парусиновый саквояж, расстегнул его, достал сигару, откусил кончик, сплюнул, но не закурил и стал смотреть на проплывающий мимо пейзаж.
Она больше для него не существовала. Словно ее вообще тут не было. Властный по характеру, он не терпел возражений и требовал от окружающих беспрекословного повиновения. Минутное восхищение этим странным незнакомцем сменилось раздражением и обидой.
– Я бы не стала заходить в этот вагон, – холодно проговорила она, – если бы слуга отца не велел мне вас найти.
Мужчина изумленно уставился на нее, и Финни с трудом сдержала улыбку, невольно залюбовавшись им. В его голубых глазах, казалось, отражалось само небо, волосы отливали золотом, а лицо было таким прекрасным, что его не мог испортить даже шрам. Резкий, порой грубоватый, он в то же время вызывал грешные мысли. Что бы ни думали о Финни европейцы, она хоть и отличалась от них, однако безрассудной не была. Головы никогда не теряла. Однако не так-то легко избежать опасности.
– О чем вы? – спросил он.
– Джанджи. Туземец, долгие годы служивший моему отцу, велел мне отыскать во втором вагоне Мэтью Готорна. – Она вскинула бровь. – К сожалению, им оказались вы.
Он прищурился, швырнул в саквояж сигару.
– Проклятие! – бросил он в сердцах. – Маленький мерзавец.
– Не понимаю.
– А вам и не нужно понимать. – Он помолчал, и лицо его приняло жесткое выражение. – Вкратце объясню. Я задолжал Джанджи, и он попросил меня в счет уплаты долга сопровождать в Матади важный груз, ни словом не обмолвившись о том, что это женщина.
Она вскинула голову.
– Либо ваш киконго не очень хорош, либо вы неправильно поняли его слова, – парировала девушка.
Он нагло, словно раздевая, принялся разглядывать ее. Финни под его пристальным взглядом покраснела. А Джанджи так расхваливал его, подумала она.