Она часто думала о том, куда он подался после появления спасателей, которые вынесли ее из джунглей. О том, что было раньше, мисс Уинслет не решалась вспоминать, боясь, что не справится с волнением.
Уже потом, в больнице, крытой лианами, когда к ней вернулось сознание, ей сказали, что Готорн неоднократно справлялся о ее самочувствии. На следующее утро она покинула больницу, не желая встречаться с ним. Это было выше ее сил. Она боялась воспоминаний о джунглях. О той долгой ночи.
– Постарайся, Финни. Ну же, попробуй.
– Оставьте меня, – простонала она.
– Черт подери, Финни, не будь такой трусихой! Позволь мне помочь тебе.
Она попыталась отвернуться и закрыла глаза.
– Уходите.
– Не уйду! – с горячностью ответил он. – Ты должна бороться. – Он умолк и на мгновение прижался лбом к ее лбу. – Ты не умрешь, Финни. Я не допущу.
– Вы мне противны, разве не видно? – зло спросила она, но не отстранилась.
Мэтью лишь улыбнулся:
– Да, видно. Ну а теперь я помогу тебе.
Финни разрыдалась, взойдя на борт судна, плывущего в Бостон. Она больше не увидит его… Вспыхнувшее в ней чувство к этому странному человеку было как наваждение. Но постепенно оно теряло свою остроту. Во всяком случае, так ей казалось, пока она не увидела его сидящим за столом напротив нее. Он не спускал своих темно-синих глаз с девушки в бархатном платье с искусно уложенными рыжими локонами, словно искал в ней ту, которую встретил однажды в поезде, в Африке.
И Финни поняла, что ее чувство к нему осталось прежним. Она, как и тогда, находилась во власти его обаяния.
Она прикрыла глаза, пытаясь прогнать воспоминание о том дне и последовавшей за ним ночи, о его прикосновениях, заставлявших ее трепетать.
«Финни, не стыдись меня».
Какой ласковый у него голос! Его ладони нежно сжали ей запястья, когда она попыталась прикрыться после того, как он снял с нее окровавленные обрывки одежды…
– Я так рада, что вы смогли прийти, мисс Уинслет.
Прогнав прочь воспоминания об Африке, Финни подняла голову и увидела, что миссис Брэдфорд Готорн, мать Мэтью, смотрит на нее и улыбается.
Раньше Финни не знала, что и Мэтью родом из Бостона, и не связывала его с этой семьей. И когда увидела его здесь, сердце у нее замерло. И хотя Финни была полна решимости забыть о нем, ей очень хотелось обменяться с ним несколькими словами.
Эммелина Готорн была миловидной женщиной, одной из немногих, с кем Финни познакомилась за свое недолгое пребывание в Америке. Ее супруг Брэдфорд Готорн, мрачный мужчина, напоминал туземного воина – отважного, прямолинейного и жестокого.
Они жили в роскошном особняке на Бикон-стрит, в части города, называемой Бикон-Хилл – одном из старейших и красивейших районов Бостона. Улицы здесь были извилистые и вымощены красным кирпичом в тон фасадам домов влиятельных горожан. Бикон-Хилл совершенно не был похож на то место, где жила ее мать. На Бэк-Бей улицы были прямые, довольно широкие, да и тона фасадов домов разноцветные, не то что на Бикон-Хилл.
– Благодарю, миссис Готорн, – ответила Финни. – Было очень любезно с вашей стороны пригласить меня.
Она скользнула взглядом по столу, где при свете свечей поблескивали серебряные приборы, и остановила его на своей матери. Сейчас мать казалась ей еще более чужой, нежели тогда, когда их разделяли время и океан, со своей ослепительно белой кожей и безупречными манерами.
Летиция Уинслет с приятной улыбкой на устах вела светскую беседу. На ней было сверкающее атласное платье и нитка жемчуга на шее. Как говорила бабушка Финни: изысканна, но меру знает. Она не повышала голоса, чтобы привлечь к себе внимание, но очаровывала всех своей красотой.
Финни взглянула на изящный браслет с бриллиантами на своей руке. Она надела его по настоянию матери.
– Его подарил мне твой отец, – промолвила Летиция, застегивая браслет на запястье дочери. – И я хочу, чтобы он был на тебе во время твоего первого выхода в свет.
Золото сначала обожгло Финни холодом, но затем вобрало в себя теплоту ее тела. Однако этот жест матери не сблизил их. Финни посмотрела в зеркало, висевшее у выхода из столовой. Она рассматривала свои глаза, лицо, надеясь отыскать хоть отдаленное сходство с сидящей напротив красивой женщиной.
– Скажите нам, мисс Уинслет: вы, верно, вздохнули с огромным облегчением, вновь оказавшись среди цивилизованных людей? – обратилась к Финни Грейс Болдуин.
За столом сидели двенадцать человек. Хозяин с хозяйкой, Финни, ее мать, Джеффри Аптон, Нестер с невестой, Мэтью и несколько незнакомых ей гостей: Грейс Болдуин, Эдвина Рейнз и чета Дюмонов.
Вопрос Грейс Болдуин озадачил Финни. Ведь ее увезли из Бостона в шестилетнем возрасте, и она совершенно не помнила то далекое время.
– Скажите, мисс Уинслет, – подхватила Эдвина Рейнз, приподняв бровь, – где вы жили? Кажется, в каком-то племени?
Миссис Дюмон, открыв рот от изумления, во все глаза уставилась на Финни:
– Среди дикарей?
Финни молчала, не зная, что ответить, и никак не могла сосредоточиться.
– Тамошние нехристи, говорят, плотоядны, – заявила миссис Дюмон. – Дикари, поедающие плоть.
– Мы все плотоядны, миссис Дюмон. Все без исключения.
Собравшиеся удивленно повернулись к Мэтью, который до этого не произнес ни единого слова, едва сдерживая кипевшую в нем ярость. Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.
Но миссис Дюмон лишь фыркнула, бросив выразительный взгляд на Мэтью.
– Я задала вопрос не вам, мистер Готорн.
Воцарилось неловкое молчание. Мэтью оставался невозмутимым. Финни вдруг вспомнила европейцев, которые выскочили тогда из второго вагона. Неужто их испугал шрам на его лице? А этих тоже испугал?
– Мисс Уинслет, – с притворным интересом промолвил мистер Дюмон, нарушив молчание, – пожалуйста, расскажите нам о красотах Африки.
Прежде чем девушка успела произнести хоть слово, в разговор вмешалась Эдвина Рейнз:
– Я слышала, будто там нет живописных мест, мистер Дюмон. Только дикие джунгли да нехристи, как только что заметила ваша супруга. И еще голые язычники, – безапелляционно заявила она тоном, не терпящим возражений, и взглянула на Финни.
В душе Финни стал закипать гнев.
– Африку, насколько мне известно, называют Черным континентом, – заметил мистер Дюмон.
– Могилой белого человека.
Они оскорбляли ее любимую Африку, и Финни хотелось ее защитить. Однако сказанное было правдой. Африка была мрачной, неприветливой и в то же время необычайно красивой. Финни инстинктивно чувствовала: эти люди, высокомерные, самоуверенные, не способны понять всей прелести Африки.
– Да, там одни дикари, – сказала Грейс Болдуин, сверкнув глазами, и, промокнув губы салфеткой, подалась вперед. В свете канделябра сапфиры и алмазы на ее ожерелье стали переливаться всеми цветами радуги. – Я слышала, будто голландская наследная принцесса Алексин Тинне поднялась вверх по Нилу до какого-то пустынного места и попыталась пересечь Сахару…
– Я тоже об этом слышала, – подхватила Эдвина, – местные проводники напали на нее с ножами и бросили умирать в пустыне, поделив между собой ее провиант и деньги.
Женщины побледнели, мужчины часто задышали.
– Это доказательство того, – уверенно заявила Эдвина, – что Африка – варварская страна.
– Могу побиться об заклад: укокошили ее людоеды, – поддакнул мистер Дюмон, откинувшись на стуле.
– Разумеется, – подтвердил кто-то из гостей.
– Это правда, мисс Уинслет? – с отвращением, смешанным с любопытством, спросила Грейс. – Дикари-каннибалы в самом деле едят людей?
– Этого я не знаю, – с гневом проговорила Финни, – но уверена, что приличия не позволили бы им завести за обеденным столом подобный разговор.