Девушка вздрогнула, как от удара.
— Но ваша светлость, — умоляюще произнесла она, — у вас есть выбор. Вы можете проявить сострадание и отпустить меня. В этом случае, клянусь, я никогда не побеспокою ни вас, ни вашу семью.
Хантфорд едва удержался, чтобы не фыркнуть ей в лицо.
— Может, и не побеспокоишь. Зато станешь терзать других беззащитных. — Она открыла рот, чтобы возразить, но Оуэн остановил ее: — Я не могу допустить это. Ты совершила преступление… Как тебя там? — Упрямая девчонка не назвалась. — Должны же быть какие-то последствия.
— Это правда, — пробормотала она. — Последствия должны быть и за бездействие.
Что, ради всех святых, это могло означать? Может, она немного не в себе? Чем скорее он от нее избавится, тем лучше. Но ему были любопытны несколько моментов.
— Прежде чем я отведу тебя на Боу-стрит, мне нужно тебя кое о чем спросить.
Ее качнуло.
О Господи!
— Когда ты ела в последний раз?
Девушка, сжав кулаки, еще раз продемонстрировала свою гордость.
— Мне кажется, это не ваше дело.
Оуэну не хотелось, чтобы она упала в обморок на его глазах.
— На другой стороне моста, под деревьями, есть скамья. Давай закончим наш разговор там.
— Разговор или допрос?
— Называй как хочешь. — Оуэн взял ее за локоть и крепко держал, пока они переходили пешеходный мост и шли к купе деревьев. Усевшись, девушка вцепилась в край скамьи. Здесь было намного светлее, и он убедился, что откуда-то знает эту молодую женщину. Густые ресницы обрамляли настороженно глядевшие серые глаза. Волосы, цвет которых было трудно определить, — Оуэн назвал бы их светло-каштановыми, — прятались под чепцом. Они не скрывали чистый лоб и ввалившиеся щеки.
То, как плотно она сжимала губы, навело его на мысль, что ответов на свои вопросы он дождется не скоро. Но нужно было попытаться.
— Кто ты? Как ты узнала про Оливию?
Девушка уставилась на уток, которые вперевалку направились к воде для утреннего купания, и не проронила ни слова.
— Я очень переживаю за своих сестер.
Она глянула на него и кивнула головой. В этом ему почудилось что-то похожее на одобрение.
— Естественно, — продолжил он, — я хочу получить гарантию, что сплетни, которыми ты угрожаешь, не пойдут дальше тебя. Поэтому важно, чтобы сейчас ты была полностью откровенной.
Тень набежала на ее лицо, она нахмурилась. Оуэн был готов дать голову на отсечение, что она пытается придумать какое-то приемлемое объяснение.
Наконец девушка заговорила:
— Если скажу, кто я и откуда узнала новости про вашу сестру, вы позволите мне вернуться к моей семье?
— У тебя есть муж? Дети? — Такое не пришло ему в голову.
Она приподняла бровь.
— Так договорились?
— Нет. — Оуэн запустил руку в волосы. — Это будет безответственно — позволить тебе уйти.
— Я полагаю, вы никогда не поступали безответственно, — угрюмо сказала девушка.
Если бы она знала…
— Не в последнее время.
— Знаете, — задумчиво произнесла девушка, — иногда возникают уважительные причины, чтобы нарушить правила.
Ее речь была не похожа на речь служанки. И настроение у нее было чересчур философичным для такого раннего часа.
— Чушь! Люди так лгут себе, чтобы облегчить чувство вины. Полагаю, сейчас я услышу об уважительной причине, которая толкнула тебя на то, чтобы обобрать меня.
— Моя мать тяжело больна.
Он выпрямился. Причина оказалась веской. Правда, у него не было возможности убедиться, что это правда.
— Очень жаль.
— Сорок фунтов пошли бы на оплату доктора, лекарств и нашего жилья. В течение нескольких месяцев, самое малое.
Узелок с монетами приятным грузом лежал у герцога в кармане. Для него сорок фунтов означали лишь новый сюртук и пару сапог в придачу. Но дело было в принципе — она угрожала его сестре!
— Почему именно тебе пришлось добывать деньги? У тебя нет отца, братьев с сестрами?
— Отец умер. — Голос ее вдруг сел. — О матери мы заботимся вместе с сестрой.
— Наверняка у тебя имелась другая возможность заработать. Помимо шантажа.
Девушка фыркнула:
— Задрав юбки, прогуливаться по Ковент-Гарден?
— Я имею в виду, что ты могла бы найти хорошо оплачиваемую работу.