Мы сидим в тишине с минуту, и только треск огня нарушает ее. Затем она шепчет:
— Сбереги ее. Я прошу лишь об этом. Надеюсь, ты скоро вернешься домой, Кай. Адриан скучает по тебе.
Я улыбаюсь, потому что слышу по ее голосу, что она тоже по мне скучает, но Валентина не посмеет сказать этого, пока Адриан скорее всего дышит ей в шею.
— Я тоже по всем скучаю. Мы с Роуз скоро вернемся домой. Не волнуйся обо мне.
На этот раз отвечает глубокий голос Адриана.
— Мы не волнуемся, ублюдок. Нас бесит, что эти шаги вообще потребовались. Наведи порядок и возвращайся домой.
Я улыбаюсь и вешаю трубку. Приятно слышать, что они оба скучают по мне. Что им обоим не все равно. Когда встаю, я бросаю телефон в камин и иду на поиски Роуз.
Дверь не заперта, когда я проверяю ручку. Я нахожу ее сидящей у балконного окна и смотрящей на снег. Он наконец прекратился, но несколько футов скопилось на улице, почти загораживая вид с того места, где она сидит.
Я сажусь на край ее измятой постели.
— В чем дело?
Роуз не смотрит на меня, лишь продолжает рисовать ленивые узоры на запотевшем стекле.
— Я ненавижу это. Ненавижу, что вновь оказалась жертвой. Ненавижу, что теперь их нет, и я не могу заставить их даже на мгновение прочувствовать то, через что они меня заставили пройти. — В ее тоне звучит резкость и раздражение, и я уважаю это. От этого звука у меня почти появляется стояк.
Я пересекаю комнату и присаживаюсь рядом с ней, чтобы лучше видеть ее лицо.
— Но, в конце концов, именно они мертвы, а ты все еще жива.
— Большое дело, учитывая, что я нахожусь взаперти в горах, боясь говорить с людьми и выходить на улицу. — Роуз поворачивается ко мне лицом, опуская руку на согнутое колено. — Я думала, может, месть приведет меня в чувство. Это могло помочь мне стать той, кем я была раньше. Не настолько объятой ужасом…
Роуз замолкает, а я сажусь и притягиваю ее в свои объятия. Она застывает, напрягая плечи и становясь неподвижной.
— Я говорила тебе не трогать меня.
— Ну, не повезло, потому что я планирую трогать тебя. Часто. Каждый день. Контактная терапия ― это вещь. Посмотри. По крайней мере, мы сможем понемногу избавиться от этого страха.
Роуз не шевелится, когда я прижимаю ее к себе.
— Я не думаю, что это работает.
— Терпение.
Еще через минуту она вырывается из моих рук.
— Не трогай меня.
На этот раз я тянусь, чтобы взять ее за подбородок, и она ударяет меня по руке.
Я улыбаюсь. Ее лицо из разгневанного становится растерянным.
— Что?
Я встаю на ноги и ухожу. Пусть она подумает об этом какое-то время сама.
8
РОУЗ
Я чувствую руки Кая на моей коже, и я закрываю глаза напротив его лица во тьме. Это мой единственный способ защиты. Я давно поняла, что он вредит мне сильнее, только когда я сопротивляюсь. Или Кай бросает небольшое оскорбление из-за дополнительных усилий с его стороны. Что-то обвивает мои ноги, и мне кажется, что он меня связывает. Кай никогда этого прежде не делал, потому что я перестала ему сопротивляться и позволяла делать, что ему хотелось.
Нет. Я не могу позволить ему связать меня. На этот раз я борюсь, сражаясь с сухими пальцами его рук, когда он раздвигает мои бедра. Что-то еще обвивает мои руки, но я не вижу, что это. Я чувствую лишь ограничители и его. Он так сильно раздвигает своими руками мои бедра, что у меня останутся синяки в тех местах, где он впивается своими пальцами.
— Прекрати! — кричу я. Поскольку обычно я не говорю во время этих… нападений… я ожидаю, что он хотя бы замешкается, но он не делает этого. Ничего не выходит, и я поднимаю руки вверх, отталкиваясь, прежние ограничители исчезают с моих запястий, но все еще сковывают мои ноги.
Слезы стекают по моим щекам, и я бормочу:
— Прекрати, прекрати, прекратипрекратипрекратипрекратипрекрати, — но ничего не меняется. Ни твердое прикосновение к моим бедрам и ногам, ни резкий запах его дыхания у моего лица, ни жесткое стискивание его рук.
Я ничего не могу поделать, и если мне придется пройти через это еще раз, я не выживу во второй раз.
Я кричу, в ушах звенит от громкого крика, а потом я открываю глаза. В комнате светло, несмотря на тьму за окном. Каким-то образом снег за моим окном сам по себе излучает свет.
Я в своей постели. Одна. Мое лицо, мои щеки, моя шея мокрые. Руки запутались в одеяле, ноги ― в простыне, которую я откинула к изножью кровати.
Я издаю болезненный всхлип и выпутываю руки из постельного белья, затем освобождаю ноги, так что я лежу на мокрой от пота кровати в футболке, сбившейся на талии. Я смотрю на свое тело, на животе все еще виднеются шрамы и местами розовые следы после нападения Сэла.
Мне снился кошмар о том, что я снова там. Вновь оказалась под его контролем без возможности выбраться.
Кошмары начали отступать. По крайней мере, я так думала. Может, сегодняшний разговор с Валентиной, услышанные имена этих ублюдков, заставили меня вернуться туда. Я замедляю дыхание, концентрируясь на длинных глубоких вдохах, даже когда сердце бешено колотится в груди.
Когда я услышала, что они мертвы, я могла думать только о том, что мне никогда не удастся убить их самой. Я никогда не заставлю их прочувствовать ту боль, которую они заставили испытать меня. Но теперь, глядя на белый потолок, я думаю, правильно ли сделал Кай, скрыв это от меня. Не сказав Валентине правду о спасении моей жизни?
Нет. Очевидно, я не так сильно продвинулась в своем восстановлении, как думала. Ощутила бы я необходимое облегчение, покончив с прошлым, если бы разобралась с ними сама?
Я поворачиваюсь на бок и сажусь. Все тело болит, даже кожа головы. От крика или от сбившихся простыней, я не знаю.
Когда пульс стабилизируется, я встаю, направляюсь к балконным дверям и широко распахиваю их. Снег из кучи у двери падает на пол, устилая мои босые ноги. Это не имеет значения. Я не чувствую ничего, кроме глубоко въевшейся боли в теле, которая пронизывает мои кости.