Выбрать главу

Я выворачиваю запястья, собираясь вырвать их из его рук, что только заставляет его усилить хватку.

— Подожди минутку.

Подняв голову, чтобы приблизиться к его лицу, я кричу:

— Слезь с меня, блядь, сейчас же.

Конечно, он не шевелится, да я и не надеялась. Он сужает глаза и лишь сильнее прижимается ко мне, словно прежде он придерживал часть своего веса.

— Ты не отдаешь мне приказы, Роуз. Я слезу с тебя, когда, черт побери, захочу, особенно после того, как ты разбудила меня, черт возьми, из-за этого чертового эпизода. Они не были такими тяжелыми с первых нескольких ночей после твоего восстановления. Что случилось?

Я просто смотрю на Кая. Поскольку он не хочет слезать с меня, я не намерена говорить ему ни слова, пока он не сделает хотя бы это.

Его голос становится более низким. Почти шепотом, но он прошибает меня насквозь.

— Я могу провести между твоих симпатичных бедер всю ночь. Не искушай меня.

Этот тон пробуждает что-то глубоко в моем животе ― возбуждение. У меня не много опыта в этом плане, особенно когда это касается другого человека. Желчь в горле и жар в самом низу сливаются воедино и погружают меня в панику.

Я выгибаю бедра, вновь пытаясь сбросить его с себя, но добиваюсь лишь того, что Кай плотнее прижимается ко мне между моих ног, позволяя мне чувствовать каждый твердый сантиметр его тела и его член, упирающийся в мой центр.

— Осторожнее, — выдыхает он одновременно в виде угрозы и предупреждения.

9

КАЙ

Я понижаю голос в попытке успокоить Роуз, когда она метается подо мной как одичавшее животное.

— Перестань, блядь, сопротивляться, или я дам тебе причину бояться меня.

Она застывает на мгновение, становясь неподвижной, и выпучивает глаза, буравя меня взглядом. Я усиливаю хватку на ее запястьях достаточно, чтобы контролировать себя. Каждый сантиметр ее тела лежит вдоль моего, и я понимаю, что впервые за долгое время хочу отведать другого человека. Даже до всего произошедшего с председательской сукой я не особо хотел, чтобы кто-то прикасался ко мне.

Полагаю, прикасаться к ней ― не то же самое, как если бы она прикасалась ко мне. Но ее гребаный запах. Аромат мягкого чистого мыла с намеком на пот, без сомнения из-за кошмара, который я слышал ранее.

— Ты закончила драться?

Роуз опускает взгляд к моему рту, изучая лицо, и я не уверен, что она видит и что ищет. В любом случае я не могу больше лежать в колыбели ее бедер, по крайней мере, не вызвав у нее этим вновь панику.

Голос Роуз мягкий и скрипучий, когда она наконец отвечает мне.

— Я не могла выйти из комнаты.

Я не пытаюсь скрыть своего раздражения.

— Ага, потому что ты злилась на меня и заперла дверь. Должно быть, ты проснулась после кошмара и полностью об этом забыла. Нельзя продолжать в том же духе, Роуз. Это нездорово как для тебя, так и для меня.

Она вскидывает брови и качает головой.

— Что это должно значить? Будто у меня есть над этим контроль. Думаешь, я хочу просыпаться в холодном поту и с болью в шрамах? Думаешь, я хочу, чтобы мне снились кошмары, заставляющие меня кричать так громко, что у меня болит горло, когда я просыпаюсь?

Я наклоняюсь, чтобы встретиться с ней взглядом.

— Нет, так что не надо сознательно превратно понимать мои слова. Ты можешь взять под контроль так много аспектов своей жизни, которые ты отказываешься признавать.

— Какие например? — выплевывает она. — Я никуда не могу сходить сама. Я терпеть не могу, когда люди прикасаются ко мне. Даже сейчас у меня по коже мурашки расползаются от твоего прикосновения ко мне.

Ауч. Мне следовало оскорбиться из-за легкой нотки отвращения в ее тоне, но я достаточно узнал ее, чтобы понимать, что она говорит это только ради того, чтобы прогнать меня. Да, её это наверняка задело, но она не ненавидит меня, даже если хотела бы ненавидеть.

— Ты можешь проклинать меня и называть как хочешь. Это не заставит меня прекратить защищать тебя и помогать тебе.

Роуз отвечает мрачно, надув полные розовые губы.

— Мне не нужна твоя помощь.

Я киваю подбородком на сломанную дверную раму.

— Ага, ты даже из спальни выйти не можешь, но тебе не нужна моя помощь.

Неправильно было это говорить, все равно что толкать и без того растревоженный улей. На этот раз Роуз не кричит. Она едва шепчет, ее глаза полны огня и ярости.

— На хрен тебя и на хрен Адриана. На хрен всех вас. Мне никто из вас не нужен.

Я сильнее вжимаю ее руки в пол.

— Что насчет Валентины? — Боже, поверить не могу, что собираюсь ей это сказать прямо в лицо, но ей давно нужно было услышать эту правду. — Что насчет женщины, которая считает тебя сестрой? Семьей? Единственная причина, по которой она вернулась той ночью и по которой Сэл посмел прикоснуться к ней своими гребаными руками, заключалась в том, что она никогда бы не оставила тебя. Адриан просил ее остаться с ним, спросил зачем, если она приняла его помощь, ей возвращаться домой. Скажи мне, Роуз. Зачем ей было возвращаться в тот дом?

Я ощущаю себя гребаным монстром, которым столь многие меня называют. Стыд скручивается в моем животе, подобно спящему дракону, терпеливо ждущему удачного момента, чтобы нанести удар.

Роуз вновь распахивает глаза, дыша слишком быстро.

— Что… Что ты хочешь сказать? Что я виновата в том, что она почти умерла? Что из-за меня ее чуть не убили?

Я скриплю зубами. Она не была в этом виновата. Был виноват Сэл, потому что он был психопатом с маленьким членом, но я не могу ей этого сказать. Мне нужно, чтобы она начала видеть, как ее действия и реакции влияют на окружающих. Адриан убил бы ее, не задумываясь, если бы она каким-то образом навредила Валентине в одном из своих приступов ярости. И тогда Валентина никогда бы его не простила. Ее потеря сломила бы его, и я никогда этого не допущу.