Но потом, как я и опасался, Роуз поднимает лицо и бьет меня лбом прямо в чертов нос. Я отпускаю ее и скатываюсь с ее тела, чтобы лечь на спину, держась за переносицу, чтобы заглушить вспышку боли, стреляющую в глазницы.
Действительно чертова тигрица.
Я раскрываю глаза, переворачиваюсь и смотрю на нее, но Роуз уже поднялась и направилась к двери. Она бросает один испуганный взгляд в мою сторону, а затем выскакивает за дверь, как будто может убежать от меня.
Словно она может противостоять мне.
Словно она может спрятаться от меня.
Я проверяю, не идет ли у меня кровь из носа, и достаточно легко поднимаюсь на ноги. По крайней мере, он не сломан. Я не испытываю удовольствия, разыскивая медикаменты для домика посреди ночи.
Выйдя в коридор, я дышу тихо, медленно, внимательно прислушиваясь. Я слышу шорох со стороны кухни и улыбаюсь себе.
— Маленькая тигрица, почему бы тебе не выйти и не поговорить со мной? Если мне придется охотиться за тобой, тебе не понравятся последствия.
Конечно, она ничего не говорит.
Я поправляю свой стояк в боксерах и спускаюсь по лестнице.
Роуз понятия не имеет, во что ввязалась.
10
РОУЗ
Мне не стоило убегать. Я утыкаюсь коленями в грудь и натягиваю воротник футболки поверх носа, чтобы приглушить мое тяжелое дыхание. Даже сквозь тонкий материал оно слишком громко звучит. Слишком громко. Он найдет меня в любой момент.
Мне не стоило убегать. Здесь некуда пойти, нет места, где бы он меня не нашел.
Черт, пока я обдумываю последние несколько минут, мне приходит в голову, что я не должна была бороться с Каем. Но пока я прижимаюсь к полке в кладовой, а мешок с мукой упирается мне в спину, я не могу заставить себя пожалеть об этом.
Я никогда не сопротивлялась. Всегда было легче просто сдаться и позволить Сэлу делать, что ему хотелось сделать со мной, чтобы я смогла убраться прочь раньше. Даже в последнюю ночь я не сопротивлялась.
Я почти истекла кровью, зная, что ни черта не сделала, чтобы предотвратить это. Этот ублюдок почти убил меня, и я почти позволила ему.
Подавив тихий всхлип, рвущийся изо рта, обеими руками и сложив их поверх футболки, я смотрю на ручку двери кладовой, ожидая, когда она задрожит.
Теперь в любой момент.
Кай может найти меня, но я не стану облегчать ему задачу. Не в этот раз.
Я закрываю глаза и все еще чувствую на себе Кая. Воспоминание об этом не вызывает у меня такой паники, как само произошедшее.
Чувствуя себя спокойнее, я ощутила, как по моей шее поднимается горячая волна стыда. Он не навредил мне. Он пытался удержать меня от самоповреждений.
Я заглушаю очередную волну стыда в сочетании с медленно нарастающей тошнотой.
Кай не навредил мне, но я навредила ему, злясь на все и вся.
Черт, на его месте я бы выкинула мою неблагодарную задницу в снег.
Расслабив руки, я позволила им опуститься с моего лица, футболка вновь сползла вниз. Наступает момент тишины, совершенно не похожий на звуки города, где всегда откуда-то доносится шум.
Может, я идиотка. Проходит еще один долгий момент, и я начинаю чувствовать себя глупой дурой, сидя в белье в темной кладовой, отмораживая свою задницу на полу.
Затем я улавливаю легкий шорох голых ног по дереву и напрягаюсь. Что он сделает со мной, когда найдет? И я не сомневаюсь, что он что-то сделает.
Я беру высокую перечницу с ближайшей полки, разглядывая большие банки с помидорами, и прижимаю ее к груди.
Мы немногое друг о друге узнали. Ну, он знает все обо мне, а я почти ничего о нем не знаю. Но что-то на задворках моего сознания, какой-то первобытный голос, говорит мне, что, когда он поймает меня, он заставит меня поплатиться за побег.
Самое страшное, что какая-то крошечная часть меня ждет этого момента, задаваясь вопросом, что он сделает, и не в том смысле, что мне придется вцепиться в него, чтобы спастись.
Шорох раздается ближе.
Я с трудом сглатываю и притягиваю к своей груди перечницу. Она не особо поможет, но иметь какое-то оружие лучше, чем не иметь ничего.
Слабая тень рассекает очень тусклый свет, идущий из-под двери. Дерьмо. Я не знаю, должна ли я закрыть глаза или крича убежать. Все это. Ничего из этого.
Поворачивается ручка, и дверь открывается настежь, показывая Кая, по-прежнему одетого лишь в свои боксеры и возвышающегося надо мной, на его лице суровое выражение неодобрения.
Я не даю ему времени среагировать, прежде чем бросаю в него перечницу и оббегаю его ноги, пытаясь выбраться из дверного проема.
Перечница падает на пол рядом со мной, и у меня остается лишь секунда свободы, прежде чем меня обхватывают за лодыжку твердой, горячей рукой.
— Куда, по-твоему, ты собралась?
Инстинктивно я бью ногами, пытаясь освободиться от его руки, может быть, выиграть еще несколько секунд, но железная хватка Кая сжимает мои кости. Он сжимает руку сильнее, показывая мне, как далеко он может зайти.
— Роуз, прекрати. Ты ведешь себя просто смешно.
Я не знаю, из-за снисхождения в его тоне или из-за того, что он чуть ослабил хватку, но вместо ответа я пинаю достаточно сильно, чтобы Кай шлепнулся на задницу. На этот раз я двигаюсь быстрее, ползу быстрее, стремясь вернуться в свою спальню.
Я не успеваю даже встать на ноги, как Кай обхватывает руками одну из моих лодыжек и нижнюю часть икры.
Я борюсь, но на этот раз он не уступает ни сантиметра, и если я продолжу пытаться, он что-нибудь сломает. Кай сдвигает руку настолько, чтобы удержать меня на коленях, скользящей по гладкому дереву, пока я не падаю на задницу. Это его не останавливает. Он продолжает тащить меня по полу, пока ковер перед камином не сминается под моей задницей, а трусики не следуют его примеру.
Мне остается только смотреть на него, освещенного светом очень тусклых углей, все еще горящих в камине.