Если она в ближайшее время не найдет способа заставить Тревиса разговаривать с ней, то в ближайшее время вновь окажется на улице.
Брук плескала холодную воду на лицо, вспоминая испепеляющие взгляды, которые Тревис не раз бросал на нее за обедом. Она часто задавалась вопросом, о чем думает этот невыносимый человек, когда так пристально изучает ее. О чем бы он ни думал, он очень хорошо умел скрывать свои мысли.
Будь он проклят!
Она вздохнула. Тревис Монтгомери был чрезвычайно загадочной личностью. Брук не знала, сумеет ли она пробиться сквозь его ледяную раковину. Она подозревала, что Тревис пытается прогнать ее своей грубостью, но у него ничего не получится. Ее нельзя было упрекнуть в отсутствии настойчивости.
Она должна стать для него необходимой как воздух, но ей нужен безупречный наряд. Она давно не практиковалась во флирте, задумчиво улыбнулась Брук.
Прошло два года с тех пор, как она рассталась со своей прежней жизнью. После переезда в дом герцога всевозможные уловки ей больше не требовались. В эту минуту она чувствовала себя как истинная девственница… Ну, может быть, как очень опытная девственница. Брук вновь усмехнулась.
Ее горничная, Милли Энн, вбежала в комнату с сияющей улыбкой.
– Доброе утро, миссис, – весело поздоровалась она. – Я пришла помочь вам одеться. Вижу, вы уже выбираете, что вам надеть, – сказала она, остановившись позади Брук. – У вас так много красивых вещей! Думаю, там, дома, вы вскружили голову не одному мужчине.
Брук усмехнулась.
– Возможно, нескольким, – скромно призналась она и задумчиво постучала пальцем по подбородку, разглядывая свои платья. – Я думаю, сегодня я поеду кататься на лошади, – сказала она, обернувшись. – Пора уже осмотреть остальную часть плантации.
– Свежий воздух пойдет вам на пользу.
Брук устраивала Милли Энн. Ей было лет шестнадцать, и она, казалось, была единственным жизнерадостным человеком во всем доме. Она была веселая и бойкая, с неизменной сияющей улыбкой. Ее черные блестящие глаза светились умом и юмором. Вроде бы Милли Энн приходилась мамми племянницей, как и мамми, она была свободной черной женщиной. Брук узнала, что многие работники были свободными и работали на плантации за жалованье.
– Сегодня холодно? – спросила Брук.
– О да, мэм! Довольно холодно. В воздухе чувствуется осень, а еще только конец сентября. Иногда октябрь бывает теплым, и это хорошо для тростника. Если рано начнутся заморозки, то это плохо. Я слышала, как мастер говорил, что мы начнем сегодня убирать тростник.
Брук привыкла к тому, что Милли Энн постоянно о чем-нибудь болтает. Из ее трескотни она узнала очень много полезного.
– А какое отношение имеет погода к сахарному тростнику? – спросила Брук, выбрав одну из своих амазонок.
Милли Энн подошла к кровати и принялась расправлять покрывала.
– Этот тростник очень чувствителен к холоду. Если будут заморозки, наш хозяин потеряет урожай. Что-то в этом сахаре уже не будет сахаром. Не знаю, что это значит, только это плохо. Три года назад у нас были сильные заморозки, и мастер Тревис был страшно расстроен и долго по-настоящему сердился.
Брук рассмеялась:
– Ты хочешь сказать, что его манеры теперь стали лучше?
– М-манеры? – Милли Энн в недоумении прищурила глаза.
– Настроение, – объяснила Брук. – Ты думаешь, Тревис сейчас в хорошем настроении?
– Да, мэм. – Милли Энн улыбнулась. – Я видела, как пару раз он даже улыбнулся. Но не очень, – добавила она, взбивая подушки. – Он, кажется… – она замолчала, подыскивая подходящее слово, – вроде как бы пытается что-то доказать.
– Ладно, в следующий раз дай мне знать, когда увидишь его улыбающимся. Я бы сама с удовольствием посмотрела на него, – со смехом сказала Брук, смахивая пылинки с зеленой, покроя «принцесса», амазонки.
Милли Энн хихикнула:
– Вы просто смешите меня, мисс Брук. Уверена, его вы тоже заставите смеяться.
Брук удивленно изогнула бровь.
– Поверь мне, Милли Энн, до этого еще далеко. – Брук встряхнула платье, пытаясь разгладить морщинки, затем передала его горничной. – Думаю, сегодня я надену вот это.
Девушка помогла Брук надеть платье.
– Знаете, я работала на плантации, на тростнике. Это тяжелая работа. Работать в доме намного лучше. – Милли Энн стянула полы жакета. – Вот это сделано только для вас. Сидит, как вторая кожа.
– Я так и хотела. – Брук подтянула и расправила рукава, затем придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале. – Не люблю носить что-то громоздкое, когда езжу верхом.
– Сядьте и позвольте мне причесать вас, – сказала Милли Энн, указывая на табурет перед туалетным столиком. – А я не хочу иметь дело с этими лошадьми. Они слишком велики для меня, – содрогнувшись, сказала она.
Брук наблюдала в зеркале, как девушка причесывает ее, поднимая тяжелые золотистые пряди на макушку и закрепляя локоны золотыми гребнями. Закончив прическу, Милли Энн спереди приколола булавкой темно-зеленую шляпку.
– Превосходно, – сказала Брук, и Милли Энн засияла от похвалы. – Судя по тому, как ты делаешь мне прическу, ты всегда была личной горничной у леди. – Она потрепала Милли Энн по руке, лежавшей на ее плече. – Я очень рада, что ты стала моей горничной.
– Спасибо, мэм.
Брук не могла не подумать, что, по крайней мере, одно доброе дело сделано в результате ее приезда в «Старую рощу» – девушка больше не работает на уборке тростника.
– Скажи мне вот что, – попросила Брук, вставая. – Ты собиралась стать горничной Гесионы?
Милли покачала головой.
– Нет, мэм, у нее есть собственная горничная, – ответила девушка, положив щетку и гребни на туалетный столик. – Кроме того, мамми не хотела этого.
– Почему?
– Ну… я… – Милли заколебалась.
– Я никому не скажу.
– Мамми не любит мисс Гесиону. И она бы как следует, высекла меня, если бы знала, что я говорила о ней. Но… – Милли Энн усмехнулась. – Мамми сказала, что Гесиона ленивая, избалованная и недостаточно хороша для мастера Тревиса.
Брук хотелось узнать побольше, но она не желала показывать, что Милли Энн сообщила ей ценные сведения. Она только сказала:
– По-моему, мамми хорошо разбирается в людях. Скажи, почему все называют ее мамми?
– Когда она была намного моложе, у нее был ребенок, но он умер от лихорадки, прожив только год. После этого у нее больше не было детей, так что она стала по-матерински заботиться обо всех, «мамкаться» с нами, и мы с тех пор называем ее мамми. Она понимает все, с какой бы бедой мы к ней ни обращались.
– Я еще мало знаю ее, но в ней есть что-то располагающее, – сказала Брук. – А как ее настоящее имя?
– Эстер, – ответила Милли Энн. – Вам еще что-нибудь нужно?
– Мистер Джеффрис в своей комнате?
– Да, мэм, он собирает вещи. Я могу проводить вас. Я как раз иду туда.
Брук вышла следом за горничной и направилась к комнате мистера Джеффриса. Брук увидела, что дверь в нее открыта, но все же постучала по косяку. Джеффрис стоял около кровати. Рядом дорожный сундук, а по всей кровати разбросана одежда. Милли Энн постучала погромче, и мистер Джеффрис повернулся в их сторону. Улыбаясь, он жестом пригласил их войти.
Брук вошла, остановившись у двери, поскольку было неприлично для леди находиться в комнате джентльмена. Он следил, как Улисс, его временный слуга, укладывал одежду в сундук.
– Я буду скучать по вас, – сказала ему Брук.
Джеффрис улыбнулся, еще один предмет его гардероба был уложен в сундук.
– Я закончу это за тебя, – сказала Милли Энн Улиссу, беря рубашку из его рук.
– Я приеду через несколько месяцев посмотреть, как вы живете, а затем я должен буду вернуться в Англию, – сказал мистер Джеффрис.
– Я вижу, вы оставляете меня наедине с врагом, – пожаловалась Брук, шутливо надув губы, она все еще не отходила от двери.
Он усмехнулся:
– Я не верю, что Джексон Монтгомери оставил бы вас в такой ситуации, если бы не считал, что вы способны справиться с ней сами.