Два дня…
Да что произошло?
Воспоминания подкинули ухмыляющееся лицо арранкара… их бой… последовавшие за этим события, меняясь в груди то страхом, то томящей ноющей нежностью, вперемешку со вспыхивающим напряжением от того, что я не знала, как теперь смотреть Ичиго в глаза.
Откинув одеяло, я увидела, что одета в свои шорты и свободную футболку.
— К-кто меня одевал? — залившись краской, прошептала я.
— Одевал? — нахмурился плюшка и, пожав плечами, махнул на меня лапкой. — Ты так и была одета, когда Иссин осматривал тебя.
Ичиго… закрыв глаза, я с облегчением выдохнула, обещая себе, что расцелую парня потом…
Не знаю, как бы поступила, если бы кто-то узнал, до чего мы с рыжиком дошли…
Но что произошло? Почему я провалялась без сознания целых двое суток? И причем здесь Ичиго? Может, все из-за нашей связи, из-за того, что он практически меня высушил, когда дрался с Гриммджоу?
Яркое воспоминание пережитого ужаса затопило с головой, сорвав с губ бессильный стон. Тревожное предчувствие терзало грудь, отдаваясь леденящим сердце пониманием, что это еще не все. Арранкар ни за что не закроет глаза на то, что ему не посчастливилось как следует скрестить с Куросаки их дзампакто…
Не думая, что делаю, я сграбастала притихшего Кона и порывисто свесила ноги с кровати. Ступни коснулись прохладного пола, и я, оглушенная собственными переживаниями, не видя поплелась в коридор. В голове бушевал колокол, каждым ударом проникая в мозг раскаленными иголками, с каждой секундой увеличивая непонятную давящую тяжесть в груди. Тревога, я никогда в своей жизни не позволяла тревоге поглощать мои мысли, но сейчас просто не могла ее заглушить. Ступая босыми ступнями по лестнице, я с трудом сглатывала застрявший в горле ком. Как паршиво я себя чувствую, еще немного, и пожалею о том, что вообще открыла глаза этим утром…
Замерев посреди арки, я не видя обвела взглядом пустую гостиную, витая в бушующих мыслях.
— Где все? — тихо прошептала я. — Где Ичиго?
— Иссин в клинике, — последовал ответ. — А где шатается этот придурок, меня не колышет!
Никого нет… я чувствовала дикую потребность увидеть своего рыжика, меня просто сводило с ума чувство тревоги и стыда за то, что заставила его… их всех, волноваться из-за меня… Внутри все ныло, превращаясь в колючий, режущий кокон, мешая сосредоточится, мешая нормально думать, затопляя собой все.
Да что со мной происходит? Нужно прийти в чувства, взять себя в руки, иначе я сейчас свихнусь… Оглянувшись, я с екнувшим сердцем уставилась на закрытую дверь под лестницей.
Музыкальная комната. Развернувшись, я неуверенно шагнула к ней, помедлив у двери, и, решившись, зашла внутрь. Мягкая обстановка обласкала полыхающий мозг, а глаза неотрывно смотрели на красивый рояль, одиноко стоявший в отдалении от громадной книжной стены и окон. В детстве, когда было труднее всего, я прокрадывалась в музыкальное крыло и слушала звуки фортепиано, позволяя им вытеснять собой владеющие мной, кажущиеся сейчас совершенно мелочными, глупыми, переживания…
Лаковое покрытие манило своим сверканием, завораживая. Ноги сами понесли к мягкой, двойной лавочке. Медленно сев, я секунду помешкала и все же отпустила плюшевую игрушку, позволяя малышу сесть на моих коленях, неспешно погладив крышку ладонями, плавно ее подняла.
Пальцы дрогнули в нерешительности, замерев над черно-белыми клавишами, заставляя сжать их в кулаки. Конечно, я не имела права вторгаться в комнату, хранящую в себе память о Куросаки Масаки, но пока я одна, мне нужно подумать, успокоиться, привести в норму бушующие в душе чувства. Для меня сейчас это крайне необходимо. Никто меня не увидит, а Кон будет молчать, если я его попрошу. Маленький проныра удобнее устроился у меня на коленях, выжидающее глазея своими бусинками на замершую меня.
Прикрыв веки, я сделала глубокий вдох, задержав воздух в легких, позволяя ему наполнить кислородом напряженное тело, и, медленно выдохнув, открыла глаза, разжимая пальцы, чтобы бережно опустить их на клавиши, проверяя чистоту игры.
Этот сверкающий красавец был прекрасно настроен, мгновенно отозвавшись глубоким звуком, что немного удивило меня. Ичиго говорил, что на нем уже много лет никто не играет, а такое чувство, будто никто и не прекращал…
Остановившись, впитывая в себя утихающее эхо, я дождалась полной тишины и, мягко касаясь клавиш, взяла первые ноты, пробуждая рояль, заставляя его откликаться на каждое плавное касание моих подушечек пальцев.
Музыка заполняла собой уютную комнату нежной умиротворяющей мелодией, подхватывая меня, унося с собой неприятное чувство тревоги, засевшее глубоко в груди, туда, где нет места страху, нет места боли или душевным переживаниям, только мягкий, ласкающий слух звук, с каждым нажатием клавиши убаюкивающий мои бушующие чувства, рассеивая все потаенные страхи, пряча их на время, позволяя мне свободно вдохнуть…
Сейчас, позволив музыке нежно окутать меня, заглушая ею свои чувства, все вокруг как-то заострилось, казалось, я даже смотрю на окружающие меня вещи как-то не так, как-то по-особенному. Даже стук сердца, трепетно разгоняющего по венам кровь теперь другой — наполненный, более живой, более свободный… Все казалось куда ярче: цветы на подоконниках, приковавшие мой взгляд, показавшиеся в окне, плавно скользящие по небу тяжелые, серо-белые облака, время от времени открывающие взгляду солнце, разбавляя мягкие вспышки теплых лучиков маленькими прерывистыми радугами от едва заметного, все еще моросящего дождя.
Закрыв глаза, я отпустила себя, полностью погружаясь в мир звуков, не слыша ничего вокруг, только эту бархатистость нежной мелодии, легко заполняющей музыкальную комнату.
Хотелось раствориться в ней, вернуть своей душе крылья, позволить ей петь…
Меня накрыла тень, а плечи крепко обхватили чужие руки. Я испуганно дернулась, а рояль издал резкий протестующий звук, резанув по ушам. Нос защекотал его сводящий с ума запах, вынуждая меня сделать прерывистый, глубокий вдох.
— Прости, — промямлила я, чувствуя всплеск огненной лавы, взорвавшейся в каждой клеточке моего тела. Сглотнув, я рвано вдохнула, пытаясь отгородиться от собственных взбесившихся чувств, и потянула крышку рояля, мягко прикрывая клавиши, виновато, сипло прошептав. — Мне стоило сначала спросить…
— Я испугался, — защекотало теплое дыхание, отзываясь томительной нежностью в груди, заставляя сердце гулко трепыхаться о ребра. — Думал, что ты… не знаю, что бы я тогда сделал…
— Ичиго… — обалдело выдохнула я, поглощенная яркой вспышкой дикого облегчения, и тут до меня дошло. — Я чувствую тебя, чувствую твои эмоции?
— Мы закончили нашу с тобой связь, — хрипло выдохнул он мне в макушку, зарываясь лицом в мои волосы, заставляя по коже бегать миллиард щекочущих мурашек. — Теперь нам придется учиться жить с этим или учиться закрываться, чтобы не свести друг друга с ума…
Я затихла, поглощенная бушующими в нас чувствами, с трудом дыша, не в силах унять грохот собственного сердца. Секунда, и парень разжал руки, отпуская меня. Протест и слабое неприятное чувство укололо внизу живота, заставляя задохнуться от того, что я поняла. Он отстранялся, пытался отгородиться, не хотел касаться меня…
— Прости, я больше никогда…
— Нет, — выдохнула я, вскакивая с места, прижимая притихшего плюшевого льва к полыхающей груди. — Не смей говорить, что ты о чем-то там жалеешь, Куросаки Ичиго! Если ты это сделаешь, я тебя убью!
— Лика…
— Что, Лика?! — прошипела я, дрожа уже всем телом. — Ты собрался отгородиться от меня, отмахнуться, как от ненужной использованной игрушки, и это после того, что дал прочувствовать? После того, как я открыла перед вами обоими свою душу?