Так вот, акции фирмы принадлежали поровну Бромбардту и Всемирному еврейскому конгрессу. Поэтому члены конгресса входили в совет директоров фирмы "Тим'ак". А главою совета директоров являлся сам Иегошуа Апис, он же Гоша, знаменитый бывший отказник - фигура туманная, влиятельная и, как многие намекали, - небезопасная. Заседал совет директоров не реже чем раз в месяц.
- А сколько служащих в фирме "Тим'ак"? - спросила я Риту в первый день.
- Трое, - сказала она, подумав. - Я, ты и Катька.
- А Христианский?
- Он член совета директоров, - ответила Рита, как обычно, вслушиваясь в дополнительный смысл слов. - И главный редактор.
Мне эта ее манера говорить напоминала повадки классного студийного фотографа, который, прежде чем щелкнуть, долго "ставит кадр", возится с лампами, поминутно отскакивая к камере, снова подбегает к модели, чтобы чуть-чуть повернуть подбородок влево, наконец, окинув взыскательным взглядом художника всю картину, "делает кадр".
С Ритой случилось в Израиле вот что: на второй день после приезда она увидела в автобусе старого сефардского еврея, подробно ковыряющего в носу. Это зрелище вызвало у нее сильнейший культурный шок. Из памяти ее мгновенно выветрились свинцовые чиновники ОВИРа, остервенелое хамство московских голодных толп, пьяная баба, колотившая ее кулаком по спине на станции метро "Филевский парк" - все провалилось в волосатую ноздрю старого сефарда. С тех пор израильтяне были для нее - "они". Понимаешь, у них совсем, совсем другая ментальность, говорила Рита.
Катька же, та, которую вначале я приняла за подростка, оказалась личностью дикой и трогательной. Катьку пожирал огонь социальной справедливости. Он горел в ее круглых черных глазах, и отблеск этого огня лежал на всех обстоятельствах Катькиной биографии. Она постоянно с кем-то или с чем-то воевала. Вообще, Катька была убеждена, что прежде всего каждому нужно бить морду. А если вдруг человек хорошим окажется - потом, в случае чего, и извиниться можно.
Катька была урожденной и убежденной москвичкой, савеловской девочкой, которую в Израиль приволок муж, поэтому рефреном всех Катькиных разговоров было: "Идиотская страна!"
- Идиотская страна! - возбужденно начинала Катька, едва появившись в дверях и бросив сумку на свой стол, и далее мы с Ритой и Христианским выслушивали очередную историю молниеносного сражения Катьки с кем-то или чем-то по пути на работу.
Когда не попадалось под руку никого из посторонних, Катька воевала с мамой, двумя своими детьми - Ленькой и Надькой, и со своим мужем, высококлассным системным программистом, в домашнем обиходе носившим кличку "Шнеерсон".
При всем том Катька была человеком еще невиданной мною, какой-то глубинной, первозданной доброты. Можно сказать, все ее существо поминутно пронизывалось грозовыми разрядами положительных и отрицательных импульсов. Охотно могу себе представить, как, подравшись в автобусе и до крови расквасив обидчику физиономию, Катька, растрогавшись от вида чужого несчастья, рвет на полоски лучшую свою юбку, чтобы перевязать пострадавшего.
Словом, что тут долго рассусоливать! - Катька обладала давно описанным, отстоявшимся в веках и очищенным литературой русским национальным характером, живописно оттененным ярко выраженной еврейской внешностью. Неизбежная мутация в условиях галута, заметила как-то Рита.
Кроме того, Катька была фантастически одаренным человеком. "Просто, у меня детская память на языки", - небрежно поясняла она. Французский знала, как родной, через месяц после приезда в Страну уже свободно говорила и читала на иврите и, наконец, имела кандидатскую степень в одной из сложных областей то ли статистики, то ли кибернетики.
- Понимаешь, Яшка Христианский - страшное говно! - в первый день сообщила мне Катька.
Я растерялась. Мы сидели втроем в буфете, маленькой комнатке, приткнувшейся в тупике одного из длинных темных коридоров "Курьера". Пять столиков стояли тесно, чуть ли не впритык один к другому. Так что вокруг нас сидело и жевало несколько сотрудников "Курьера".
- Кать, не так громогласно, - заметила Рита.
Катька отмахнулась:
- Ерунда, эти чурки по-русски не понимают. Кстати, надо бы учебник английского просмотреть...
Она перегнулась через свою тарелку с отбивной и, глядя мне в глаза, продолжала:
- Ты ощутишь это на собственной шкуре в ближайшее время.
- Но... мне показалось, что он очень образованный человек, - неуверенно возразила я.
- Он очень умный! - немедленно отозвалась Катька, разрезая отбивную. Очень умный! - Вздохнула и добавила: - Лялю жалко. Хорошая у него жена, Ляля. Мудрая баба...
Весь этот первый день Христианский толокся у моей кабинки, мешая работать и без умолку демонстрируя россыпи самых глубоких знаний во всех областях жизни. Например, долго и утомительно подробно объяснял, как действует Алмазная биржа, время от времени отлучаясь к своему кейсу, который мудрая его жена Ляля с утра забивала фруктами, и через минуту появляясь с бананом, яблоком или хурмой в руке.
Ей-богу, он был мне симпатичен!
В этот день я редактировала книжонку для детей, довольно незатейливо пересказывающую историю победы Гидеона над мидианитянами и амалекитянами. "И тогда произошло громкое трубление в военные трубы воинов, и прокричали воины - "меч Господа и Гидеона!".
Я заглянула в конец рукописи, обнаружила, что автор текста - рав Иегошуа Апис, и вздохнула: член совета директоров фирмы "Тим'ак" Гоша заколачивал копейку. Заканчивалась брошюрка главой под названием "Перспектива: когда исчезнет Амалек?"
...Вечером, придя домой и поужинав, я сняла с полки книгу Пророков и нашла эпизод с Гидеоном.
"... А Мидийанитяне, и Амалэйкитяне, и все сыны востока расположились в долине, многочисленные, как саранча: и верблюдам их нет числа, как песку на берегу моря..."
Я закрыла книгу и зашла в маленькую комнату с заклеенным окном - эту комнатку мы предназначили для укрытия на предстоящую войну, в которую все-таки мало кто верил.
Моя четырехлетняя дочь сидела на диване и с увлечением терзала противогаз.