Стокгольм оставил мало впечатлений. Экскурсия по городу была скромной. Остальные два дня мы были предоставлены себе. Гуляя, набрели на место гибели Улофа Пальма. Оно отмечено на тротуаре большим комом земли, из которого растут алые розы. На маленьком кладбище перед кирхой могила с небольшой стелой, на которой только его роспись, а его двухэтажный дом в начале старого города имеет три окна по фасаду. В монархической Швеции демократия с отличным социальным пакетом, а про пенсионеров гид сказала, что они у них миллионеры. Да и сам премьер-министр был застрелен, когда стоял в очереди за билетами в кино. Интересно, нашим бы слугам народа такое приснилось? Наша переводчица, которая так ожидала Швецию, куда-то исчезла. Путешествие подходило к концу. Пароход лег на обратный курс.
Сложившейся за время круиза компанией, которая еще временами собирается и сейчас, мы попытались прикинуть, кто же был у нас представителем от «органов». Перебрали все возможные кандидатуры и никого не нашли. А в Ленинграде ситуация прояснилась самым банальным образом.
В группе ехала Лидия Алексеевна Уткина, которая во время войны была в 6ти-летнем возрасте заключена в Освенцим. Мать ее была интернирована во взрослый концлагерь и попала в американскую зону. Освободившись, женщина вышла замуж за голландца и с тех пор жила там. Она нашла дочь через Красный крест, когда той был 31 год. Родным разрешили увидеться сначала в международном санатории в Крыму, а затем выпускали дочь заграницу. Во время нашей поездки Л.А. навещала мать днем, пока мы были в Голландии и Бельгии. Переночевать у родных ей ни разу не позволили. Так и ездили мать с отчимом за нами по побережью. Мама подарила дочери шубу и разную мелочь. Это могло вызвать осложнения. На таможне тщательно проверяли, не превысила ли стоимость приобретенных вещей 80ти долларов. Л.А., конечно, сразу доложила об этом начальнику группы и руководителю круиза, которые были в курсе ее истории.
Когда мы собирались перед высадкой, соседка Л.А. предложила ей переложить в ее вещи часть подарков. После этого из каюты ушла третья пассажирка, молодая учительница русского языка и литературы. А Л.А. подумала и отказалась – все равно на таможню уже доложено, она официально всех предупредила. На выходе Л.А. пропустили без проблем вместе с шубой и шоколадками, которые мы не успели съесть. А соседку вытрясли до основания, хотя у нее ничего сверх разрешенного не оказалось. Вот тут-то я и вспомнила, что «учительница литературы» приходила ко мне перед традиционным самодеятельным концертом с просьбой помочь расставить ударения при чтении порученных ей стихов. Вот уж кого заподозрить никому в голову бы не пришло.
Конец путешествия чуть не свел на нет все впечатления от поездки. Наше турбюро не было бы нашим, если бы обошлось без такого сюрприза. На инструктаже нас предупредили, что обратно мы будем возвращаться через Москву (туда мы ехали прямым поездом Свердловск-Ленинград). Наш руководитель под предлогом совещания в обкоме улетел самолетом. Он единственный знал о той подлянке, которую нам подложили.
На инструктаже начальственная дама распиналась, что мы поедем из Питера в Москву на «Красной стреле». У меня мелькнула мысль, что у «Стрелы» не может быть номера 386. Догадаться бы сразу! Мы могли без проблем улететь на самолете или уехать нормальным прямым поездом. На перроне мы никак не могли отыскать свой состав. Когда я читаю «Гарри Поттера», каждый раз вспоминаю эту «Стрелу».
С большим трудом на запасном пути обнаружили мы поезд без всяких опознавательных знаков, который был извлечен с кладбища отслуживших вагонов – весь в грязи и саже, с сидячими местами. В вагонах было сломано все, что ломалось и унесено все, что снималось. Оконные стекла даже не просвечивались. Чем могли, стерли грязь с сидений. Случайно оказавшийся в коридоре проводник в ответ на наше возмущение заявил, чтобы мы радовались, п.ч. в соседних вагонах и туалета нет. В таком виде мы прибыли в столицу нашей родины, куда нам вовсе не надо было, в 6 часов утра. Наша «Кама», на которой нам предстояло ехать до Перми, отходила в 6 часов вечера. Моих знакомых в городе не оказалось. Кое-как мы протолкались в жару в мегаполисе и не чаяли, как добраться до родного поезда. Так разрешили очередные малые чиновники проблему с транспортными перегрузками в сезон за очень немалые наши деньги. И все же я вспоминаю наше путешествие как большую удачу в жизни.
На следующий год я и А. М. Дмитриева отправились в Польшу и Чехословакию. В Польше все было отлично. У нас был менеджер в группе, молодой военный отставник, который недолго поудивлялся, что мы ничего не хотим продать, и старался показать как можно больше. Он выкроил время и свозил нас в Ченстохов, куда русских туристов старались не пускать. Когда что-то не получалось с гидом, он брал путеводитель и переводил нам очередной раздел. И, конечно, неизгладимое впечатление произвели Освенцим (Аушвиц) с Бжезинкой. Нормальному человеку воспринять это невозможно. Удивление вызвало у нас отсутствие следов всяческой памяти в нашем павильоне. Там были только 2 – 3 фотографии в абсолютно пустом зале.