Жили мы там обычно в амбаре, а позже – в новой избе. В этих краях, изобиловавших лесом, на стройматериалах не экономили, не то, что в Тамбове. Заборы были из бревен, а не плетни. Рядом со старой избой заранее ставили новую. Она стояла пустой до тех пор, пока не разрушалась первая. Тогда переходили в уже готовую. Удивила меня архитектура: одно помещение с печкой посредине. Полати. Лавки по краям. На них спали под шубами. Признаков белья не отмечалось. Летом ночевали на сеновале. Туалетов тоже не было. Все надобности справлялись с заднего крыльца – «с моста» – или в коровнике. Бани топились по-черному. Мыла после войны в деревне не было. Мылись «щелоком», т.е. настойкой золы. Нищета была отчаянная. Кормились со своего участка. Были куры, и выкармливали поросенка, петухи нападали на прохожих и пребольно клевались, а поросенок кусался. Набор овощей был тоже ограниченный: картошка, лук, редька, морковка, свекла и репа. Была грядка с огурцами и капустой. О помидорах не было и помину. Выращивать их не умели и долго не признавали. Ягодников около домов не было тоже. Ходили далеко за малиной и смородиной. Типичный вопрос того времени:
– Ну, которы из вас поедут на гомновозке в Поломишше по малину? (муж нашей хозяйки в колхозе возит жидкий навоз в ассенизационной цистерне).
Почему было не посадить кусты рядом с домом? Кстати, обязательно вырубали все деревья около избы, чтобы огород не затеняли. Удивляло, что к Пасхе никто не пек куличей, ели шаньги. И еще был один деликатес – рыбный пирог. Тесто было из ржаной муки грубого помола. В нем запекали непотрошеную рыбу целиком. Ели только рыбу, а корку бросали в окно на радость курам. Река Обва, тогда не загаженная, с настоящей речной водой и обильная рыбой, как магнитом привлекала к себе деревенских ребят. Они там пропадали с удочками. Улов был подспорьем в хозяйстве. Еще одно лакомство поставляла черемуха. Это тоже было ребячьей обязанностью. Моя благодетельница бабушка Прасковья, умница и воспитатель от природы, командовала внукам:
– Левонид, Аркадей (кондовые пермяки звались исключительно полными именами в любом возрасте)! Нате туеса, церемуху бруснуть! Хошь за час, хошь цельной день, набруснешь – слободний будешь. Можешь удиться!
Туеса наполнялись. Мальчишки 7ми и 9ти лет являлись, придерживая разорванные на дереве штаны, сдавали норму и мчались на речку. А из сушеной и размолотой черемухи пекли очень вкусные лепешки, похожие по вкусу на миндальное пирожное. Купить молоко у хозяев мы не могли. На шестерых детей и налоги молока не хватало им самим. Налоги были настолько грабительскими, что концы с концами не сходились. Так что наша плата за постой была тоже как нельзя кстати. Позже селяне ездили в город, покупали там масло в магазине и сдавали его «на налог», потому что накопить его в нужном количестве от одной коровы было невозможно. Все это остроумно, но не совсем нормативно, комментировала хозяйка Клавдия Васильевна Томилова. Диалект в Карагае тоже был оригинальным.
– Мама, тамо Танька Ванькина на Фонарике! (Татьяна Ивановна едет на лошади по кличке Фонарик).
– Ты куды с сеном? Давай ко мне. У меня наверху просто! (пустой сеновал, «слободний»).
– Там ребенок плачет!
– И че? Толше будет! Шкурка на заборе не повешатся! Ли-ко це! Ни одна шкура нету!
Надо заметить, что «повешай» неистребимо в Перми до сих пор во всех слоях населения. Так и режет ухо, когда разодетая дама говорит продавцу: «еще свешайте мне масла сто грам и рожков полкило».
– Какая погода сегодня будет?
– А которо-то одно: дож ли, ведро ли. Ободняет, дак видно будет. Этта зимусь надысь снегу-то чо было! А летось-то опеть дожжало. Дак сегоды, тожно, эк же будет. У нас бают: один год зима по лету, другой – лето по зиме, а третий – сАмо по себе. А вы тут че, зябете?
– Баба, тамо морок (туча).
– Айдате, почайпьем! – «чайпить» и в городе было глаголом («мы уже почайпили»).
Предпочтение какого-нибудь блюда отмечалось словом «уважаю». А если еда была «не очень», то утешали: «горячо сыро не быват!».
–Я уж больно губы (грибы) соленые уважаю, больше коровяк (белый).
Сидящим за столом говорили «приятный аппетит» и получали в ответ «нежевано летит». Чай пили подолгу, «впросидочку».
Глаголы употреблялись тоже своеобразно: «я стираюсь», «мы убираемся», «че на уроке жуешься?». Окончания произносили по написанному: «идем кататЬся, заниматЬся». И визитной карточкой пермяка было: «будешь Яички есть?» Остается неисправимым «лОжить», «болит коленкО», «вехотка» (мочалка), «резетка» (розетка) и точный термин для лентяев: «неработь». Неприбранную девицу величали «страминой». На рынке не торговались, а «рядились». В детском саду воспитательница командовала: «положте руки взад».